На долю секунды во взгляде королевы отразилась жгучая боль, которую она испытывала от скорого расставания со своей любимой старшей дочерью.
Эллия не выдержала и наконец заплакала, как давно того хотела. Она бросилась в объятья к маме, встав на колени.
— Я не хочу уезжать, я не хочу замуж, — всхлипывала она, — я ничего не хочу!
Королева принялась гладить дочь по голове. И когда принцесса затихла в её объятьях, тихонько произнесла:
— Выгляни в окно, Эллия. Что ты там видишь?
— Что?
— Благополучие простых людей, за которое нам с тобой придётся заплатить.
— Но…
Принцесса отчётливо понимала, что поступает эгоистично, однако сейчас все доводы рассудка затмевались чувствами страдающего сердца.
— Понимаю, сейчас ты не способна заметить сияние лучика надежды в тёмной мрачной комнате, Эллия. Однако будь уверена, он там есть. Смотри не пропусти его. А я всегда буду любить тебя, что бы ты ни сделала и какое бы решение ни приняла. Помни это, моя дорогая. Помни и думай о нас хоть иногда.
Принцесса, только-только успокоившись, в очередной раз захныкала, отчётливо понимая, что уже завтра она уедет и не увидит родителей и братьев-сорванцов очень долгое время. Эта мысль, как оказалось, печалила её куда сильнее, чем перспектива близкого знакомства с суровым лордом.
Кивнув фрейлине, королева продолжила успокаивать всхлипывающую дочь лёгким похлопыванием ладони по спине. А леди Фотхем с дозволения Лисаэллы Бенедикты Синклер наконец отправилась собирать вещи в долгое холодное путешествие к Косогорью.