– Ясно.
Перед носом Шимуса вдруг материализовалось гигантское блюдо с омлетом таких размеров, словно он был сделан из яйца птицы рух. Инспектор Грон заурчал нечто одобрительное и взялся за вилку.
“Ладненько, сладенький, ты подзаправляйся. Я постараюсь несколько часов тебя не тревожить, так что можешь даже вздремнуть… Начальству, так и быть, напою что-нибудь о трудностях службы”.
– Чего это ты такая добрая? – с подозрением спросил Шимус, воюя с гигантским омлетом.
“Вернешься в управление, покажу, – томно пообещала Заза, – а пока отдыхай, милый”.
– Сплетничать пойдешь за кофе, – догадался Грон, и подозрения отступили. – Так бы и сказала.
Навигаторша хихикнула в ответ.
“Просто благодарность граждан нашего славного города поднимает мне настроение. Сюртук форменный не посей в трактире, пу-у-усик”.
***
“Красавчик! Подъем! Ау! Просыпайся! Вставай! Пусик, гоблина тебе в кровать!”
– А?! Что?! – Прикорнувший прямо за столом инспектор подскочил в тот момент, когда голос Зазы из слащавой тональности перешел в угрожающую. Верный знак, что сейчас дела повернутся не плохо, но очень плохо. – Ты же сказала, можно спать…
“А разве я сказала, что можно не реагировать на мои сигналы? – Голос навигаторши звенел, а вместе с ним звенела и голова Шимуса. – Тебя ждет десерт! Кафе “Тафна” прямо напротив через Ратушную площадь. Живо! Живо! Пусик, двигай своими упругими булками!”
– Да что вам там в кофе подсыпают-то, – проворчал инспектор, поднимаясь со скамьи. – Нельзя было кого-то другого послать?
“А кто мечтал о премии в этом месяце? – напомнила о больном Заза. – Да и ты ближе всего. Знаешь, кому кафе принадлежит? Тафне Герхард! И знаешь, кто сегодня празднует там свою помолвку?!”
– Ты? Судя по напору…
“Нет, милый, куда же я без тебя? – сменила гнев на милость напарница. – Дочка мэра! О, как припустил! Сюртук не забудь!”
То, что случилось нечто из ряда вон выходящее, стало ясно уже в тот момент, когда пришпоренный инспектор обогнул ратушу.
Ему навстречу, не разбирая дороги, неслась богато одетая женщина с выпученными глазами. Еще одна девица в платье, напоминавшем кремовое пирожное, ржала на углу, что извозничья лошадь, и судя по всему никак не могла унять истерику.
– А видели? Видели? Нос-то у нее! Нос! – причитала она на разные лады, хотя у самой был нос не многим краше птичьего клюва.