Оити однажды своими глазами увидела «черные корабли»(6) - грозные железнобокие корабли варваров-гайдзинов, из труб которых валил черный дым, а по бортам были пушки. Они дали залп издалека, орудия выплюнули огонь и грохот раскатился по небу. Тогда храмовый колокол зазвонил, оповещая все селение об опасности; и деревенские дети с визгом разбежались по домам. Оити осталась на улице и глазела на иноземные суда, пока няня не утащила ее в дом за руку...
Опасность обошла их стороной. Но у Оити навсегда осталось сознание того, как хрупок их мир, которому угрожают варварские огнеметы. Через два дня кормилица застала девочку в саду, где Оити, сидя на корточках, чертила на земле вишневым прутиком.
- Что ты делаешь, дитя? - изумилась кормилица.
Она увидела, что Оити пытается нарисовать американский пароход с пушками, хотя выходит плохо.
- Складываю картинки, - серьезно ответил ребенок.
Кормилица присела рядом на корточки.
- Куда же ты их складываешь?
- В себя, - столь же серьезно сказала Оити.
Ее еще никто этому не учил. Шестилетняя девочка даже слов таких не знала, но чувствовала, что память - главное ее достояние, которого никто не сможет отнять...
Однако кормилица нахмурилась и, отобрав у нее прутик, быстро стерла рисунок.
- Странная девочка! Странная девочка! Платье замарала, вот матери скажу! - проворчала она.
Нянька увела Оити в дом, где усадила играть и рукодельничать вместе со старшими сестрами. Госпоже дома она, однако же, ничего не сказала. У оку-сан и без того забот был полон рот; а Оити всегда была «странной девочкой», непохожей на других.
В чем выражалась эта странность? Пожалуй, в упорстве - а еще в характере Оити сызмальства ощущалось несвойственное девочкам стремление к некоей собственной цели, несмотря на послушание старшим. И несмотря на то, что этой цели Оити сама еще не знала - и, конечно же, не могла разглядеть в дымке будущего.
Когда ей исполнилось семь лет, ее стали сажать за уроки вместе с сестрами, Юмико и Отами. Юмико была средней дочерью отца - от наложницы, госпожи Цуру, которая жила во флигеле; но мать взяла побочного ребенка господина в большой дом и воспитывала всех трех наравне.
Никакой школы в деревне не имелось - и, уж тем более, не для девочек; и основам грамоты и каллиграфии их обучал священник из местного храма. Потом лишних денег и риса, чтобы платить за уроки, не стало. Мать сама продолжила учение, несмотря на все трудности, - дочери Такамацу не должны были остаться невеждами.