Сделав это важное дело, Сашка принес дров и ведро угля и растопил печь. Печь растапливалась долго. Дрова были паршивые, из тополя. Но, когда разгорелся уголь, дело сразу пошло и по комнатам стало распространяться тепло. Над ужином Сашка не раздумывал, так как почвы для раздумий все равно не было, и сварил макароны. Впрочем, сестра не привередничала (она, похоже, и слова такого не знала). Самому Сашке макароны в горло не полезли. И вовсе не потому, что он был разборчив в еде. Так что он довольствовался чаем с куском хлеба.
Отец пришел поздно вечером, почти ночью. Выглядел он каким-то потерянным, от ужина отказался и, как Сашка, довольствовался чаем. расспрашивать его ни о чем не стали, но по устремленным на него взглядам отец понял, что дети ждут рассказа и кратко проинформировал их, что матери сделали операцию и удалили одну почку. Сашка понятия не имел, что это означает, но испугался еще больше.
Ночью его мучили кошмары, и проснулся он совершенно разбитым. Отец уже собирался на работу и на бегу стал давать последние наставления. Добираться до завода, где он работал, ему предстояло целый час, поэтому и Сашку он поднял рано. Мать обычно делала это на полчаса позже.
За завтраком, состоящим из двух вареных яиц и чая, Сашка вспомнил, что домашнее задание, которое традиционно откладывал на вечер воскресенья, он так и не приготовил. И пока сестра домучивала завтрак и по-женски долго собиралась, он лениво полистал учебники и решил задание по алгебре списать на переменке. Тем более, что алгебра не была первым уроком.
В школу он шел неохотно. В отличие от сестры, которая уже успела со всеми перезнакомиться, друзей в классе у него, не считая Женьки, практически не было. Несколько хороших знакомых, которые и сами перешли в девятый класс из двух соседних восьмилеток, были. Но они, несмотря на разные школы, были местные и хоть и отдаленно, но друг друга знали. А Сашка был вообще из другого конца географии. Тем более, из такой глуши, где новых людей видели только летом на палубе забредающего с Амура теплоходика. Впрочем, ему еще грех был жаловаться, потому что дальше по озеру находился еще один поселочек, куда даже теплоходик не заходил.
Так вот, Сашке все его новые товарищи, будучи городскими (а они, хоть и жили в поселке за Прямой Болдой, все-таки считались городскими), казались слишком бойкими и в то же время какими-то вроде как себе на уме. Не в пример его прежним товарищам немного наивным, но зато прямым и открытым. Собственно, Сашка и сдружился только с одним из «коренных», который складом характера напоминал ему дальних ныне друзей. Ну и сидел он, конечно, в окружении своих новых товарищей в крайнем ряду у выхода. И с остальным классом практически не общался. Как, впрочем, и тот с ним. В понятие остального класса входили и все девчонки. Почему-то в числе пришедших после окончания восьмилеток девчонок не было. Была одна приезжая как Сашка и Гришка Чашкин, но она как-то быстро нашла общий язык с остальными и с Сашкой после первого дня уже не общалась.