Я вижу, как дочери радуются возвращению отца с работы. Они бегут к нему обниматься, бросаются на шею. Он подхватывает их на руки, целует. А ещё задаривает подарками. И я тоже делаю им подарки. Но всё это ничто по сравнению с тем, как загораются у них глаза при виде папы. Наверное, это и есть проявления любви. И где-то в глубине души я хотела, чтобы они вот так же встречали и меня. Но человек не может получить больше, чем отдаёт. И мои девочки чувствуют ко мне ровно тоже, что и я к ним.
Гена вернулся, как обычно, поздно и застал меня с книгой в руках. Без предисловий задал вопрос:
– С кем ты была в кафе?
Я подняла на него глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Доложили.
– Значит, ты следишь за мной, – если бы я могла, то выразила удивление.
– Конечно, – Гена не стал отпираться. – А как иначе, если ты сама не можешь о себе позаботиться? Почему ты не пошла на тренировку, а отправилась с каким-то мужиком пить кофе? Ты его знаешь?
– Его зовут Иван, – я отложила книгу. – И он тоже перенёс алекситимию.
– Что значит – перенёс? Эта болезнь неизлечима.
– Это не совсем болезнь, – поправила я.
– Ну-да, врачи называют это расстройством или, ещё смешнее, особенностью личности пациента. Однако не знают ни одного способа избавления от этой особенности, которая мешает человеку жить.
Меня задели его слова. Неглубоко, почти неосязаемо. Но всё-таки.
– А тебе моя болезнь мешает жить?
Гена склонился к креслу, на котором я сидела. Оперся руками о подлокотники, нависая надо мной. Одно из самых неуютных положений, в котором можно оказаться. Зажата со всех сторон. И голос его звучит совсем не успокаивающе:
– Пойми, Алина, твоё… заболевание глубоко тревожит меня. Я хочу помочь! Но я не вижу способов, как это можно сделать. Я оплатил занятия в гимнастическом зале, я оплатил услуги коуча, чтобы ты стала чувствовать себя увереннее, чтобы начала раскрываться. Но мы по-прежнему топчемся на одном месте. Я устал вкладывать свой ресурс в этот бездонный колодец! Может, ты, наконец, начнёшь шевелиться? Или мне до конца жизни тянуть тебя за руку как маленького ребёнка?
Мне хотелось зажать уши, чтобы не слышать его речи. Каждая его фраза пронзала меня острием. Я ощутила эту боль изнутри.
– Ты не веришь в меня… – прошептала.
– Ты сама в себя не веришь. Живёшь как сомнамбула – во сне. Ничто тебе не интересно, ничто не радует. Как так можно, Алина?! Ты живой человек или нет?