На тропе появился наземник. Пока всего один – но они никогда не ходили поодиночке, а значит, вот-вот должна была показаться его родня.
В тусклом свете луны наземник смотрелся инфернально. То есть он, конечно, походил на человека, но что-то в нем вызывало такое острое ощущение неправильности, что оно переходило в чувство опасности – совершенно необъяснимо, но неизбежно.
Уэйт называл это эффектом зловещей долины. Где он там нашел долину, я так и не уловила, но со «зловещей» поспорить было трудно, а уж эффект превосходил все ожидания.
Наземник отличался истощенной, сутулой фигурой – с острыми выпирающими лопатками и руками, так выразительно перевитыми натруженными мышцами, будто он только и делал, что отжимался да таскал тяжести – или, что вероятнее, трудился в огороде, не поднимая головы, пока не зайдет солнце. Из-за этого его иссушенную кожу покрывал такой густой и нездоровый загар, что в темноте он казался красным – будто лишенным этой самой кожи вовсе – и больше всего напоминал полуобглоданный труп, вышедший на ночную прогулку.
Я знала, что он вполне себе живой, выносливый и, наверное, даже здоровый, но это никак не спасало от того, что у меня встал дыбом каждый волосок, а что-то древнее, практически обезьянье, в мозгу истерически потребовало немедленно метнуть в {это} существо топор. Рукоять я нащупала машинально, не задумываясь, но остановилась ещё до того, как Уэйт бесшумно накрыл мою ладонь своей, не позволяя натворить глупостей.
Топор у нас был один. А наземников – целое поселение.
Будто в подтверждение моей правоты на тропе показался второй наземник. О том, что это женщина, а не брат-близнец первой твари, свидетельствовал разве что округлый живот. Болезненно натянувшуюся кожу на нем пересекали светлые линии растяжек – и совсем свежих, ещё белых, и уже старых, успевших потемнеть, но так и не исчезнувших.
Броган поспешно зажала себе рот, давя удивленный возглас. У меня едва не вырвалась пара словечек погрязнее, но я вовремя поняла, что в этом случае Уэйт рукой не ограничится, и просто прикусила губу.
Обычно наземницы умирали после первых-вторых родов: привычное расписание гнало их работать в поле, едва они приходили в себя. Молодые и сильные ещё могли справиться, но старшие чаще всего оставались прямо на грядках. Тогда остальные поселенцы забирали новорожденных и выхаживали сами, а роженицу х