Хмурый вид гражданина никто не замечал. Всем было плевать на его самочувствие. У каждого были свои проблемы в голове, пока он шёл дальше. Оскал, который изредка проступал на его лице, говорил о какой-то злобе. Возможно, мужчина был обижен на весь мир. Но не злоба двигала им, а нечто иное. Это и бесило его больше всего. Глаза отражали лишь часть той боли, что он нёс в себе. Ему было плохо, ему было очень плохо. Склонившись к земле, он продолжал свое перемещение. И когда он не смотрел на людей, ему становилось легче. И уже не так терзала совесть за то, что он задумал.
Продолжая идти, однорукий постепенно слился с толпой. Группы любопытных туристов продолжали прибывать. Они как обычно, глазели по сторонам, кормили голубей и фотографировались у постаментов и арок собора. Некоторые записывали что-то для своего влога , кто-то на немецком, а кто-то на французском, на испанском и русском языке.
— Летучие крысы! — вновь произнеся вполголоса, сквозь напряженные губы. — Эти людишки, как крысы. Никакой разницы.
Внезапно хмурый брюнет остановился и приподнял свой взгляд на „The Gallery of Kings“ .
— Двадцать восемь... — сказал гражданин и закашлял. — Когда же всё это кончится? — тяжело вздыхая.
Опустив голову, он направился к входу под аркой „Portal of the Last Judgement“ , ведущей к центральной базилике собора Нотр-Дам де Пари. Зайти было не сложно, однако туристы, опережая его, так и норовили вытолкнуть гражданина обратно на улицу. Любопытство и невежество порой стояли слишком близко друг к другу.
Очутившись внутри, он услышал приятное грегорианское пение и ароматы благовоний, что витали в воздухе собора. Пробежавшись беглым взглядом по округе, незнакомец скромно приподнял голову. Его взгляд тут же остановился на исповедальне, но правая рука по-прежнему дрожала. Потолочные витражи немного успокаивали мужчину, и дрожь стала утихать. Хмурый брюнет вздохнул с облегчением, вбирая воздух всей грудью. Вслушиваясь в соборное пение, он ощущал покой, и на его лице появилась улыбка.
— ...да, сын мой, — говорил молодой священнослужитель с каким-то подростком, проходя мимо.
— Отец Морель, но я не уверен, — сказал юноша, идя следом за ним.
— Ты же понимаешь, — тяжело вздыхая, ответил ему святой отец.
— Да, — на выдохе. — Конечно, понимаю.
— Грехи свои не считай, покайся и будет... — говорил священнослужитель, отдаляясь с прихожанином.