Ходил Пантелей Кузякин на дежурства исправно. Неделю ходил, две ходил, а потом понял, что шеф его от греха подальше отсылает. Сгоряча написал депешу штаб-офицеру, где все подробно описал, как его на дежурства посылали и что в курс дела не вводят.
До сих пор от этой депеши уши горят. Штаб-офицер в ответном письме отчитал, а шефу-полиции была вынесена благодарность за введение в курс дела на местности и прочая, прочая. Пантелей иногда думал, что штаб-офицер округа отправил его шефу-полиции, так сказать, в назидание. Озвучивать свои мысли Кузякин не стал. Хватит! И так хуже смотрового.
- Даромеды! - донеслось откуда-то слева и в жандарма полетел смятый бумажный пакет.
Пантелей успел испугаться, но шквала из мусора и камней не последовало. Толпа неожиданно притихла. Молодому жандарму даже показалось, что она начала редеть. Он моргнул несколько раз. Любопытных становилось с каждым мгновением все меньше. Причина стояла рядом с ним в темно-синем костюме. Мужчина опирался на трость и внимательно рассматривал толпу.
- Как я понимаю, здесь находятся свидетели и пострадавшие?
Он повернулся к Пантелею и ряды любопытствующих сократились в трое.
- Вы запомнили бросавшего?
После этого вопроса рядом с ними не оказалось ни одного постороннего. Пантелей все еще не мог поверить, что все разрешилось.
- Вы - лицо жандармерии, - негромко произнес новоприбывший. - Почему допустили беспорядки и не разогнали толпу? Чему вас только учили?
Пантелей открыл было рот, но его окатили холодным презрением.
- Не трудитесь. Следователь Анхель Носков к вашим услугам. Что тут произошло?
Пантелей сжал челюсти. Ну, шеф, удружил! Прислал ему нового следователя!
Того перевели к ним из столицы или сослали. Никто толком ничего не знал, а шеф, после депеши, с Пантелеем не откровенничал. Слава бежала впереди Носкова: и что раскрываемость у него самая высокая, и гордый, и принципиальный. В дежурке шептались, что Носкова сослали к ним. Мол, надо было смолчать, а тот не захотел. Дальше версии плодились как кролики по весне. То дочку губернатора обозвал жирной коровой, то поймал человека высокого положения на казнокрадстве, а умалчивать не стал, хотя начальство пыталась наказать казнокрада по-тихому. Пантелей молча слушал и думал, что «повезет» кому-то из местных. Он снова сжал челюсти. Повезло так повезло, аж взвыть захотелось.