В комнате мало-помалу собирались гости, из бальной залы слышались звуки настраиваемых инструментов, и Грейс пришлось отложить книгу и кланяться и улыбаться входящим дамам и джентльменам. На нее поглядывали с любопытством, но среди приглашенных было немало людей, до сих пор не знакомых друг с другом, и она могла не чувствовать себя неловко, как это бывает с человеком, попавшим в чужую компанию, где все давно и хорошо знакомы. Кроме родственников и соседей Бьюмонтов, были приглашены и новые друзья, с которыми Кэти познакомилась в Лондоне. Ее матушка позаботилась, чтобы среди них были молодые джентльмены, подходящие под определение «хорошая партия». Родители Кэтрин не торопились отдавать дочь замуж, но, учитывая их преклонный возраст и слабое здоровье графини, затягивать с этим не следовало, если они хотели дождаться внуков.
Гости пестрым ручейком рассеялись по обширному дому, переговариваясь, улыбаясь и представляясь друг другу, как это принято в нашем обществе. Наконец, двери бальной залы распахнулись, и нарядная толпа хлынула в зал. Грейс, на свою беду, решила пропустить всех вперед и выйти из гостиной последней. Юной леди невдомек было, что в этих обстоятельствах ее появление в бальной зале не останется незамеченным никем из присутствующих. Едва она вошла, на нее устремились десятки глаз, и только ободряющая улыбка стоявшей неподалеку от дверей Кэти послужила ей путеводной звездой и не позволила сбиться с курса и броситься прочь из зала.
- О, боже, Кэти, на меня все смотрят! - в ужасе прошептала она, старательно избегая встречаться с кем-либо взглядом из боязни покраснеть.
- Еще бы, навряд ли они когда-нибудь видели такую красавицу, - рассмеялась Кэтрин.
Сама она нисколько не чувствовала смущения, сегодня был ее день, и она собиралась насладиться им от начала до конца. В платье жемчужного цвета, расшитом жемчугом, и в старинном жемчужном гарнитуре матери, Кэтрин и сама выглядела драгоценной жемчужиной в оправе из самоцветов – своих гостей. Рядом с ней Грейс казалась нежной, едва распустившейся розой, не хилым, слабым оранжерейным цветком, роняющим лепестки от малейшего сквозняка, а нашей, крепкой, северной розой, здоровой и полной жизни, упрямо цепляющейся корнями за каменистую почву и не сгибающейся даже под порывами осеннего ветра. Розой, готовой цвести столько, сколько положено ей природой, несмотря на все бури и ненастья.