- А я-то думала, что наложено вето, а здесь всего лишь мораторий (по законам Космической Федерации вето — полный запрет на что-либо, а мораторий — временное ограничение)! - Грустно улыбнулась Софья.- Конечно, я воспользуюсь программой.
Загорелась следующее сообщение: «Введите медицинский файл с информацией о восстанавливаемом организме». Женщина, не задумываясь, открыла файл и скопировала его в память синтезатора, воспользовавшись своим крипто-кодом бортового врача. Компьютер ответил: «Период восстановления займет двенадцать часов».
Софья села на вмонтированный в стену диван Долгие двенадцать часов казались бесконечными. Женщина то забывалась тяжелым коротким сном, то снова смотрела на мигающие индикаторы синтезатора. К исходу времени в мозгу осталась только одна мысль, а под глазами обосновались черные круги. Черты лица заострились, и только взгляд горел решимостью.
В сознание ворвался долгожданный длинный сигнал. Софья бросилась к синтезатору. На мониторе светилось: «Бенжамен Риддл — стрелок экипажа «Дьявола». Все функции полностью восстановлены. Жизнеспособность и полноценность сто процентов. Возвращение к нормальной жизнедеятельности через тридцать минут. В утилизаторе обнаружен посторонний предмет. Утилизация через три часа».
Софья открыло синтезатор и выдвинула стол. Бэн лежал все в том же положении, но от ран не осталось ни следа, и грудь поднималась в такт ровному дыханию спящего. Софья счастливо улыбнулась и открыла утилизатор. Там лежал электронный проводник, когда-то заменяющий Риддлу травмированные участки спинного мозга. Софья забрала его, подозвала робота и перевезла мужа в каюту, где бережно укрыла его одеялом и села рядом на постели, ожидая пробуждения.
Эти минуты, казалось, шли дольше, чем двенадцать часов. Но вот Бэн заворочался и проснулся, садясь на постели и не понимая, что происходит. Софья посмотрела в его серые глаза и не выдержала, уткнулась в сильное мужское плечо и разрыдалась.
- Ты что?! - Риддл погладил ее волосы. - Родная, что случилось?!
От его голоса слезы потекли еще сильнее. Бэн крепко обнял жену и поцеловал перекрашенные в траурный цвет локоны. Софья прижалась к мужу и дала волю чувствам, копившимся двадцать лет. Когда же она немного успокоилась и вытерла слезы, Бэн погладил ее щеки: