Возможно, так оно и есть. И Томас совершенно не хочет при этом присутствовать. Сфинксы не зря считаются одними из самых опасных Тварей. Наделенные даром чувствовать окружающий мир и предсказывать события, в то же время они отменные бойцы, способные разорвать своего противника на мелкие кусочки. Вспомнить хотя бы Капитана, который когда-то попался под руку Джеку на поле боя в Унрайле…
- Мне не холодно, — глухо отвечает Джек, и от звука безжизненного, лишенного всех оттенков, голоса по спине Томаса бегут мурашки.
Где тот веселый балагур, после разговора с которым так хотелось жить?
- А как же Мэри? — упавшим голосом спрашивает Томас, предполагая самое худшее.
- Вряд ли она что-нибудь чувствует, — Джек потерянно окидывает взором нехитрое убранство прихожей, и его взгляд цепляется за какую-то тряпку, комком валяющуюся на полу. Кажется, он пытается вспомнить, чем это было раньше.
- Дж-жек… - Томас бросается к сфинксу и берет его за грудки. - Она… хочешь сказать, что она…
- Она жива, если ты об этом, — глубокие морщины, залегшие на лбу Джека слегка разглаживаются. - Но ей хуже.
Облегчение в который раз за этот день обрушивается на Томаса, и он отпускает сфинкса.
- Прости… — неловко произносит он. - За все прости.
Джек никогда не говорил этого вслух, но Томас знает, кого именно друг винит в том, что случилось с Мэри. Именно Томас раньше всех узнал, на что способна рисующая. Именно Томас заставил Мэри нарисовать Капитана и Марлу живыми. Вот только этот рисунок обошелся ей слишком дорого.
Джек качает головой. Его плечи опускаются, и Томасу кажется, что он вот-вот заплачет.
Только Мэри может вернуть того Джека, к которому все привыкли. Только Мэри, которая всегда была немного влюблена в напарника Киры, и не знала, что это чувство взаимно. Но что нужно сделать, чтобы вернуть саму Мэри?
Тишину, разлившуюся в захламленной прихожей, нарушает звук, настолько неожиданный, что и Джек, и Томас буквально подпрыгивают на месте, слегка удивленно глядя друг на друга. Где-то на соседней улице поет труба, что вдвойне неожиданно, ведь зимой играть на трубе довольно неудобно. Но в Рурке нашелся какой-то преданный своему делу трубач, и его музыкальные упражнения будто бы заставляют шакала и сфинкса очнуться.
Сыграв парочку несложных этюдов, труба начинает петь по-настоящему. Пронзительную мелодию, полную грусти и тоски, но именно эта мелодия заставляет сердце Томаса забиться быстрей. Его душа наполняется надеждой, что несмотря на происходящий сейчас ужас, все будет хорошо.