И, возможно, уехать на Острова действительно было бы неплохо. Ни косых взглядов, ни перешептываний за спиной, вот только замуж мне вовсе не хотелось.
– Я… я подумаю, ладно, тетя?
Она опять вздохнула.
– Хорошо, дорогая. Только не раздумывай очень уж долго.
***
Долго и не получилось. И к решению меня, как ни странно, подтолкнул Лионелл. Он заявился на следующий же день с букетом роскошных алых роз и развалился по-хозяйски в любимом кресле тетушки. Сама она, кстати сказать, отсутствовала: отправилась в храм, о чем Лионеллу, не сомневаюсь, было прекрасно известно.
Я разливала чай и поглядывала на часы, прикидывая, под каким предлогом ускользнуть от нежеланного гостя. Лионелл наблюдал за мной из-под полуприкрытых век. Светлые волосы его были тщательно завиты, лицо покрывал толстый слой пудры, увы, не скрывающий бугры и покраснения на коже. Короткие пальцы унизывали многочисленные кольца: младший отпрыск дера Вайса любил драгоценные побрякушки. Даже в ухе посверкивала крупным бриллиантом серьга: дань недавно докатившейся до нашей глуши столичной моде.
– Когда мы поженимся, Летти…
Рука дрогнула, несколько капель темной жидкости пролилось на безупречно накрахмаленную скатерть. Я обругала себя косорукой идиоткой и зло перебила визитера:
– Я не ответила согласием.
Лионелл скептически хмыкнул.
– Да ладно, не набивай себе цену. Все и так все прекрасно понимают. У тебя нет выхода. Уверен, ни за Джонаса, ни за старикашку Ферди ты не пойдешь.
И пока я, ошарашенная такой наглостью, подбирала слова для ответа, неспешно поднялся и обошел стол, остановившись за моим плечом.
– Так что не строй из себя недотрогу, дорогая Летти. Очень скоро ты станешь моей. И я научу тебя почтительному отношению к супругу и повелителю.
Что-о-о?
От ярости потемнело перед глазами. А когда я почувствовала, как его пальцы скользнули по моей шее, то и вовсе взбеленилась.
– Руки убрал!
Голос звучал холодно и спокойно: сказалась многолетняя привычка держать себя в руках. Лионелл хохотнул.
– Не ломайся, Летти.
Медленно, очень медленно, я развернулась, подняла руку. Горячий чай побежал струйками с макушки склонившегося ко мне Лионелла по лицу, по шее, стек за воротник.
– Стерва!
Он заорал, отпрыгнул, яростно тер лицо и шею руками.
– Вам отказано от дома.
И опять мне удалось сохранить бесстрастный тон. И придушить желание швырнуть чайник в голову наглеца, заорать и затопать ногами.