Майкл постарался отрешиться от грустных мыслей и тоже вгляделся в пейзаж за окном.
— Мы проезжаем Экорни. Видишь дым? Там за лесом большой храм Дуир. Жрецы жгут листья.
— Я, кажется, вижу Дуб, — Гортензия приподнялась и, усевшись на место, к разочарованию кумушек в соседнем купе, приняла элегантную позу с ногами, скрещенными в лодыжках. — Большой, но не такой, как в Лонгдуне.
— Не Патриарх, — согласился Майкл, поразившись способности Горти удивляться таким заурядным вещам.
— Дым пойдет на деревни, и людям станет полегче, — задумчиво проговорила его спутница.
— Жалею, что не поехал на машине, — сказал Корбетт. — Можно было бы организовать экскурсию в храм Экорни. Там красиво.
— В другой раз. Но я ловлю тебя на слове. Этот пейзаж напоминает мне… что-то… что-то такое… Иллюстрации к любимой книге – вот что! В детстве зачитывалась детективами. Там все преступления происходили в деревенской глуши в дождь и туман.
— Я тоже обожал криминальное чтиво, — признался Корбетт. — В юности со мной всегда был томик сэра Коллахема. Помнишь, истории про убийство в закрытой комнате и загадочной смерти на острове?
На лице Гортензии мелькнуло выражение озадаченности.
— Да-да, помню, — пробормотала она. — Как ты сказал, звали автора?
— Зовут. Фитцджеральд Коллахем до сих пор жив. Говорят, как раз обретается где-то на северо-восточном побережье. Его лучшие истории были написаны в двадцатых. Сейчас он разве что публикует рассказы в «Розе ветров» и пишет статьи о войне в «Историке».
— Надо же, — протянула мисс Грей. — Мир тесен. Кстати, посмотришь мои заметки? Мы с Линдой до поздней ночи обсуждали различные версии. Составили схему возможных вариантов. И теперь мне жутко хочется спать.
— Так поспи. У нас еще почти три часа ничегонеделанья. Плед есть?
— Есть… теплый плащ, — сообщила Горти, покопавшись в саквояже. — Сверну и положу под голову.
— А у меня с собой плед. Ложись, я укрою.
Гортензия устроилась на скамье, сбросив туфли и поджав ноги, и практически мгновенно заснула, доставив массу удовольствия получившим новую тему для обсуждения клушам из соседнего купе.
Я шла по знакомой тропинке, гравий забытой мелодией скрипел под ногами. Сосны шумели над головой, одуряюще пахло хвоей и смолой. Влажно, жарко – типичное лето в Подмосковье.
Лес закончился, я вышла к дому. На деревянной веранде сидела женщина – хрупкая фигурка в инвалидном кресле. Алевтина. Гортензия. Я. И уже не я.