Магические брачные браслеты вспыхивали в момент первой активации при надевании, гасли, подстраиваясь под носителя, а затем начинали светиться снова – уже навсегда – после рождения первенца. Этот магический огонь становился постоянным, как и связь, которую он символизировал.
Миновав две двери, Лина свернула за угол, на ходу провела ладонями по бёдрам, словно стряхивая напряжение, и машинально сжала пальцами ткань платья.
Стены замка в последнее время начинали давить на неё особенно остро. Ей и раньше было здесь неуютно, но после недавних событий это ощущение усилилось. Саалий едва не погиб, Атамаса в очередной раз предал кто-то из близких по крови, распутывание интриг напоминало борьбу в липкой паутине лжи. Всё это было частью мира, в котором жил её муж и в котором, вероятно, должен будет жить их сын. По коже пробежал холод, похожий на лёгкий внутренний спазм.
Нервная система не выдерживала. Ей нужен был воздух. Не только в буквальном смысле – ей требовалось хотя бы на несколько минут прикоснуться к тому, что раньше давало ей точку опоры и не позволяло сойти с ума во времена одиночества и разлуки. Ей нужно было отвлечься, хотя бы ненадолго забыться, выдохнуть, чтобы потом, собравшись, снова стать сильной, заботливой матерью и терпеливой женой. Но сейчас... Сейчас Лина подошла к грани. Та граница, за которой начинался нервный срыв, была уже почти ощутимой.
Да, ей удавалось держаться. Она научилась оттягивать острые моменты, переводить напряжение в иронию, шутить, быть внешне уравновешенной и спокойной. Но в глубине жила неукротимая, сжимающая горло тревога. Княжеский трон был не благословением, а проклятием. Несколько лет назад покушение на брата едва не увенчалось успехом, и кто стоял за этим? Родная тётка, решившая пожертвовать семьёй ради власти.
Она почувствовала, как дыхание стало сбиваться, а пальцы рук мелко дрожат. После того как ей досталась столь редкая и искренняя любовь, пришёл страх – глубокий, иррациональный страх потерять это чувство. Лина знала, что должна оставаться для Атамаса пристанью спокойствия, мягким ветром, который уносит тревогу. Но что делать, если эту пристань саму захлёстывает волной, а ветер превращается в ураган?
Разломы, предатели, преступные схемы и тени власти – всё это неумолимо выдавливало из неё силы. Уже несколько месяцев Атамас практически не отдыхал. Его сосредоточенность и раздражительность стала неотъемлемой частью каждого дня, и это не было равнодушием – это была усталость от непосильного бремени.