Ей было важно увидеть, как всё лежит в реальности, в каком порядке, на какой глубине. Остатки фундамента, обломки посуды или лабораторных колб – по ним в уме выстраивались целые сцены, оживали люди, складывались цепочки событий, иные эпохи становились ближе. Возможно, Лина скучала и по тишине раскопок, по хрусту песка под сапогами, по уводящему внутрь себя, поющему на ветру пространству пустынь и степей.
В княжеском же замке всё было иным. Здесь она постоянно находилась в шелках, в кольце чужих взглядов, в окружении людей. Но стоило чуть задержаться на лице или интонации, как под внешним почтением проступали холодный расчёт, зависть или затаённая враждебность, даже ненависть. А в голосах звучали вкрадчивые ноты лести, уверенное притворство, иногда даже откровенная ложь. Да, Атамас отгораживал её от всего этого собой. Он надёжно защищал, брал на себя острые углы. Но…
На мгновение закружилась голова. Лина, замерла, прижалась лбом к холодному камню стены, вцепившись в верёвку обеими руками. Сердце билось слишком быстро, и она, не торопясь, сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула, стараясь восстановить дыхание и успокоиться.
– За три года я, кажется, отвыкла от такого экстрима, – едва слышно проговорила она, нащупывая ногой новый выступ и мысленно убеждая себя, что всё пройдёт быстро и она поступает правильно.
Она просто взглянет одним глазом и тут же вернётся домой. Никто ничего не заметит, а она обретёт утерянное ощущение внутреннего равновесия.
После брака с Атамасом Лина почти не успевала осознавать происходящее: беременность, материнство… Всё происходило слишком стремительно. Их сын, маленький Атим, с самого рождения удивительно походил на отца: те же чёрные волосы, тот же нос, тот же овал лица, черты которого, по всей вероятности, с возрастом станут ещё более похожими на отцовские. Только глаза были её – глубокие, насыщенно-синие, окружённые густыми тёмными ресницами, с внимательным и открытым взглядом. Лина невольно улыбнулась, вспомнив, как он в первый раз протянул к ней ладошку.
Пока она была беременна, Атамас буквально сдувал с неё пылинки, страдая от собственной гиперопеки. Он не разрешал ей участвовать ни в одной из экспедиций, даже тех, что курировались самим княжеским престолом. А когда ребёнок родился, у неё попросту уже не оставалось на это времени. В первые месяцы и мечтать было нельзя – надо бы выспаться хотя бы одну ночь. Атим оказался весьма беспокойным малышом: и матери, и отцу приходилось вставать по нескольку раз за ночь. Нянечки были, но оставлять всё на них Лина не могла, как, собственно, и игнорировать плач ребёнка. Да и, как правило, спал он не в детской, а в постели княжеской четы. Лишь спустя год наступило долгожданное облегчение, и Лина стала замечать, что муж немного расслабился. Более того, князь уже всерьёз подумывал о втором ребёнке. И чем больше проходило времени, тем задумчивее становился взгляд Атамаса, останавливающийся на жене.