Немного позже, когда мы уже натянули влажную, измятую одежду и стояли друг напротив друга, прощаясь, он улыбнулся и сказал:
Я должен был уехать сегодня.
А теперь?
Теперь я остаюсь.
И в его голосе было что-то такое, от чего мое сердце сжалось. Что-то опасное. Что-то, от чего сердце испуганно затрепетало в груди пойманной птицей.
Вечером я рисовала.
Кисть скользила по холсту, оставляя за собой мазки золотого и алого цвета. Я не думала о том, что хочу изобразить просто отпустила руку.
И на картине появился он. Марк. Но не такой, каким я видела его утром. На холсте его глаза сияли огнем, а за спиной были крылья, как у Феникса. Как у меня.
Я отбросила кисть. Что со мной происходит?
За окном стемнело, луна снова поднималась над морем. И я знала скоро огонь вернется. Не сегодня, но скоро. Но теперь я боялась не только его. Я боялась Марка, потому что он смотрел на меня так, будто знал.
А если узнает на самом деле? Что тогда?
Я прижала ладони к горящему лицу. Надо уехать.
Когда я подняла глаза, в окне мелькнул силуэт. Кто-то стоял на пляже и смотрел прямо на меня. Марк.
Он поднял руку и помахал мне. За спиной у него висело что-то большое и черное и вскоре я поняла, что. Он достал из чехла гитару и начал играть. Играл он долго. Одна мелодия сменялась другой, но всех их объединяла какая-то грусть и неизъяснимая прелесть.
И я поняла я не смогу уехать. Потому что впервые за долгие годы я не хотела убегать.
Мелодия Марка лилась сквозь открытое окно, обволакивая меня, как теплый дым. Он играл что-то незнакомое то ли импровизацию, то ли музыку, которую сочинил сам, под этим небом, для этого моря. Быть может, для меня?
Я прижала ладонь к груди, чувствуя, как сердце бьется в такт гитарным аккордам. Огонь под кожей отвечал ему мягким, тревожным теплом.
Опасность.
Но я не закрыла окно.