Но людям на роток не накинешь платок. Только я на то шипение внимания не обращала, мне, ещё крохе малой, обиженно плачущей от детских дразнилок, покойная бабушка Сорока говорила:
– Не слушай злые языки, Нежданушка, собака лает – ветер носит. Тьфу на те слова, главное – мы тебя любим, остальное – пыль.
Я и не переживала больше, ведь дальше шипения за спиной дело не шло. С обидчиками братцы быстро разобрались, у меня хоть родных старших не было, да двоюродных, от тётушек, орава, и всем бабушка Пороша сказала:
– Наша это девочка. Счастье, в дом посланное!
Вот меня, как свою, и защищали, никто из деревенской ребятни пальцем тронуть не смел, да и громко обозвать – тоже. И в игры со временем принимать стали. А взрослым дед Твердята раз и навсегда сказал:
– Кто внучку мою, богами подаренную, обидит – тот пусть со своими плугами поломанными да лошадьми неподкованными к другому кузнецу отправляется.
А кому ж охота невесть куда тащиться с каждым сломанным ухватом? Проще языки прикусить. Так что, на жизнь мне грех жаловаться было. Тем более что меня как с батюшкиной, так и с матушкиной стороны родня привечала, а уж дома как любили!
Права оказалась бабка Сорока – послали боги на подкидыша, от души послали. Спустя полтора года после меня родилась сестрёнка Богдана, ещё через два – братец Кремень, а семь лет назад, неожиданно для всех, ещё один братец появился, утеха родителям на старости лет, так Утешем и назвали. И всех матушка до срока доносила, все крепкие, здоровые, не то что те трое, что до меня один за другим прежде времени родились да жить не захотели.
Вот так и начнёшь в чудеса верить.
Мы с Даной, повизгивая, быстро обмылись холодной водой – греть её было некогда, а надевать праздничное на потное и пыльное после работы в огороде тело тоже не дело. С помощью матушки и бабушки быстро оделись, косы переплели, новыми лентами убрали, даже лапти и онучи новые надели, и спустя менее получаса уже рысили в сторону околицы за Утешем, который всё уже успел разузнать и теперь указывал нам дорогу.
Когда пробегала мимо дома, ко мне под ноги с писком бросился светло-коричневый меховой комок. Данка взвизгнула, отшатнулась, потом ругнулась себе под нос, чтобы матушка не услышала, и побежала дальше. А я притормозила, позволила своему ручному крысу забраться по подолу и привычно нырнуть в широкий рукав рубахи.