Остальные дружинники стояли рядком, наблюдая за происходящим. А народ всё подтягивался, собралось всё село, от мала, до велика, пришкандыбал, опираясь на две клюки, даже дед Хват, который уже лет пять дальше собственной завалинки из дома не выползал. Девки нарядились по-праздничному, толпились кучками впереди своих семей. Мы тоже вшестером с двоюродными сёстрами сбились стайкой, позади столпились родственники, отец с Кремнём прямо в фартуках из кузни примчались.
Ещё бы, такое событие раз в сто лет случается!
Наконец один из дружинников, наверное, главный, махнул рукой, галдящий народ притих, хотя перешёптываться не перестал.
– Пусть все незамужние девки старше пятнадцати лет, по очереди, вот как стоят, – он махнул рукой вдоль дороги, – по одной подходят сюда, называют имя своё и отца, потом заходят в шатёр. Там что велят, то пусть делают. Так, первая пошла.
Дородная девка, стоявшая ближе всех, отпихнув товарок, первой ринулась к столу.
– Гремислава, дочь пахаря Тешигора, – сказала, строя глазки тому из дружинников, что помоложе и с пером.
Жрец кивнул, видимо, подтверждая, парень нашёл в списке Гремиславу, отметил, второй махнул рукой в сторону шатра. Когда та заходила, откинув полог, стало видно, что внутри ещё то ли двое, то ли трое дружинников.
Ткань упала, через пару секунд раздалось негромкое «Ай», и с обратной стороны шатра, через такой же откидывающийся полог, вышла Гремислава, посасывая указательный палец и недобрым взглядом оглядываясь на шатёр. Вздохнула, поймала устремлённые на неё взгляды, мотнула головой и вернулась в толпу, но уже как зритель.
– Не задерживаем, – недовольно буркнул главный дружинник. – Пока одна в шатре – вторая называется. Нам здесь до ночи торчать без надобности.
Деревня у нас большая, сто восемьдесят семь дворов, девок от пятнадцати до двадцати почти три десятка набралось. Дело пошло бойче, назвалась, зашла, ойкнула, вышла. Дольше всего имя в списке отыскать было, остальное быстрее. Когда до нас очередь дошла, уже больше половины прошло. В отличие от первых, никто уже не боялся, шёпотками до нас дошло: «Палец колют».
Пропустив двоюродных вперёд, я подошла к столу и назвалась:
– Неждана, дочь кузнеца Любомила.
Писец поставил отметку возле моего имени, другой мотнул мне головой на шатёр. Зашла, увидела троих сидевших там и явно скучающих дружинников. Перед ними стояла высокая табуретка на одной ножке – точно с собой привезли, у нас в деревне такого ни у кого не было, бесполезная же вещь. На табуретке лежал железный круг, похожий на перевёрнутую сковородку, на котором был рисунок, словно ладонь положили и мелом обвели, только мел тот зелёным был.