— Ссыльные? — насторожилась Антонина. — И вы притом удивляетесь, зачем я здесь со своей специальностью?!
— Ссыльный ссыльному рознь, душегубов лютых нет, ворьё да дурьё, как оно себя называет — политическое. Да и посёлок их на том берегу своими порядками и своим умом живёт. К тому же, ну обчистит кто дом того же градоначальника, и куда с добром награбленным подастся? В тундру? Я тут два раза зимовал уже, всякое было, не стану врать, как в любом людском городе. И воруют, бывает, и драки, с поножовщиной даже. Чукчи — народ горячий, подраться любят, да и горожане не тетёхи, суровый люд. Но это же другое.
— Отчего же? Мёртвому разницы нет, в драке ему голову разбили или яду подсыпали.
— Мёртвому — да, а живому — есть. Исподтишка тут не убивают, кошель на базаре не подрежут — не только базара, но и ловкачей таких нет. Всё… проще как-то, что ли? Если и случится что, почти сразу ясно, кто виноват. Может, не всегда, но у полиции немного работы… Так, вот мы и прибыли!
Поскольку каменные дома сразу остались позади, Антонина не надеялась всерьёз, что полицейское управление обнаружится в каком-то солидном, достойном строении. Да она вообще не задумывалась о том, куда именно едет! Но, видимо, в глубине души оставалась некая робкая неоформленная надежда, потому что при виде очередной тёмной избы, неотличимой от соседних, девушку настигло глубокое разочарование.
Сравнительно небольшой, но крепкий домик не имел даже таблички, и если бы телега не остановилась возле него, Антонине и в голову не пришло бы искать здесь рабочее место служащего в солидном чине — всё же полицейский исправник, не городовой. Те же сваи, те же маленькие оконца, тот же скат, ведущий к воротам, распахнутым настежь. На маленьком и пустом дворе возился единственный мужчина, который лопатой грузил в тачку уголь из большой груды.
При виде этого человека Антонина не могла не отметить остроумия данного местными прозвища: и правда, белый медведь. А вот мысленно примерить к нему полицейский мундир оказалось затруднительно.
Белоснежно-седой, с растрёпанными недлинными волосами и короткой густой бородой, Сидор Кузьмич Березин имел к тому же крупное сложение, больше приличествующее былинному богатырю или уж на худой конец — кузнецу. Рослый, с могучими плечами, на которых натягивалась при движении потрёпанная льняная рубашка, мокрая на спине от пота и чёрная впереди — от угольной пыли. Закатанные рукава открывали перевитые венами предплечья, а в широких ладонях черенок лопаты казался прутиком.