Ладно! Пусть слушает. Кто я такая, чтобы лезть во взрослые разговоры?
Я огляделась еще раз, пытаясь найти дядьку Доселя и пойти в трактир с ним, а там уж, пускай, и тетка подтянется. Но и дядьки я не смогла обнаружить нигде поблизости. А одной мне идти в трактир нет никакого резона – свою медяшку я тратить не собиралась, а без денег мне там все равно ничего не дадут.
Тяжело вздохнув, я направилась к клетке, где, чуяло мое сердце, мне придется ночевать и в эту ночь, чтобы накинуть на себя куртку – на улице к вечеру похолодало, и ветер нещадно пробирался под тонкую рубашку.
Не успела я приодеться, как через площадь до меня донесся громкий крик тетки Морги:
– Девочка моя… Дорогая моя… Иди сюда.
Я даже опешила от таких слов. Кому это она? Какую такую «дорогую девочку» увидела моя мегера? На это стоило посмотреть. Я удивленно огляделась вокруг.
– Иди, сюда, моя девочка, – продолжала сахарно голосить тетка Морга.
Я продолжила заинтересованно оглядываться.
Мимо прошли два мужика, тащившие мешок с мукой. Девочками там и не пахло. И вообще: я сделала полный оборот вокруг себя – и никаких девочек не увидела.
– Тебе, тебе говорю, – в голосе моей хозяйки появились родные строгие интонации, и я, все еще недоумевая, сделала несколько шагов по направлению к ней.
Квадратный мужик удивленно свел брови и рокочущим басом проговорил:
– А у девчонки имя есть? Как ее зовут?
– Ханна, – после небольшой заминки залебезила тетка Морга (какой у нее противный сюсюкающий голосок – фу-фу-фу!). – Я назвала ее в честь моей погибшей доченьки.
Опа! У меня, оказывается, было имя? И даже не на «Э» и «Д»? Впрочем, какая-то «Ханна» меня тоже не устраивала.
Ханна… Гм… На ум сразу же пришло несколько вариаций – Ханка, лоханка, буханка. Не хочу быть никакой Ханкой, поэтому я открыто возмутилась:
– Эй, – сказала я, – какая еще такая Ханна? Не хочу быть никакой Ханкой-лоханкой. Называй лучше как всегда – Дрянью.
Неприятный мужик с интересом посмотрел на меня и заржал во все горло, открыв ряд желтых прокуренных зубов.
Тетка Морга смутилась, покраснела (от злости, наверное) и тоненьким голоском маленькой девочки проговорила:
– Девочка шутит, господин. Она у нас такая шутница.
Ага, шутница! Она б меня еще мастерицей или голубицей обозвала. Я насупилась – не люблю телячьи нежности, тем более тетке Морге они решительно не идут.