Ночное время Асафетидного года было по обыкновению украшено приглушённо-лиловыми красками, размытыми молочными всполохами у края горизонта. Словно скудный развод алой масти шафранового сезона нарочно не исчезал в напоминание жителям Адияко о своем недавнем господстве.
По ночам становилось заметно холоднее, и никто уже не осмеливался появляться на улице в открытой одежде.
Леса были оживлены трудолюбивыми собирателями ягод, которыми щедро одаривал Асафетидный сезон. На торговых лавках провинций то и дело появлялись водяника, морошка и клюква для тех, кто не прочь насладиться их пользой и вкусом за небольшие сины. Люди скупали банные дубовые и липовые веники. Каждый по-своему готовился к наступлению Акридова года.
Взрыв на гаммаде оставил на спине Амгула очередной глубокий рубец от ядрового осколка. А нога продолжала хоть и не сильно, но видимо прихрамывать от неоправившейся травмы еще после того плена у свифов и удачного побега с Хатисай из Ти.
Что заставляло дышать Амгула по сей день после того злосчастного взрыва, никто не знал. Только с Газодо Амгул делился мыслями. Только друг знал, что пришлось пережить тогда лидеру, став свидетелем безжалостного пожирания огнем экипажа, в котором оставалась Хатисай.
Можно ли было что-то изменить? Всё ли было предпринято для успешного исхода дела? Амгул частенько задавался этими вопросами, и оставлял их без ответа. Бесконечно винил только себя - ведь лично внушил Хатисай, что с ней он будет уязвимее, и, в конце концов, добился ее послушания. Ради того, чтобы не навредить любимому, Хата так и не успела выбраться тогда из экипажа до взрыва…