— И студент умер из-за них? — Я усилила хватку, надавила чуть сильнее.
Он вздрогнул, дыхание сбилось.
— Думаю, да. Скорее всего. Слишком много совпадений. Возможно, в какой-то момент он спасовал и хотел отказаться, выйти из игры. Или не прошёл что-то. Или нарушил правила…
— А они не любят, когда кто-то нарушает правила, — закончила я за него, глядя снизу вверх, и он кивнул.
Глаза Лоренца метались. Он больше не был тем ледяным ректором, что властвовал надо мной раньше. Сейчас он был в моих руках. Буквально. Физически. Эмоционально. Он начинал ломаться.
Я медленно провела языком вдоль его ствола, почти от основания до самой головки, глядя в глаза.
— Что за правила? — прошептала я. — Какие у них игры?
— Я не знаю всего, — прохрипел он. — Но… зимой, в последнюю ночь года, они проводят некий ритуал. Финальный этап. Только избранные. Что-то, связанное с кровью. С магией. До меня доходили лишь обрывки.
Я замерла. Сердце застучало быстрее.
— Ритуал... в новогоднюю ночь?
Он кивнул. Медленно. Почти неосознанно.
А я чуть улыбнулась. И провела языком по головке. Но не больше. Он был близок. Настолько, что уже корчился в кресле.
— А теперь, Лоренц, скажи, почему труп этого парня лежал именно на МОЕЙ парте? Труп парня, который, уточняю, никогда не был моим клиентом. На парте… — на миг я запнулась, стиснув зубы. — Парте, где я впервые продала себя и лишилась девственности.
Он замер. И в его глазах я прочитала какое-то внезапное осознание.
— Тебе что-то известно, верно? Как это касается меня?
— Нет, — зарычал он. — Нет! Это слишком!
Я лизнула, мягко сжала ладонью основание.
— Я уйду.
— Ама…
— Ну?
Он дрожал. Вожделение и страх, ярость и бессилие — все кипело в его взгляде.
— Хорошо... я скажу...
Он смотрел на меня, сжав зубы. Вены на шее натянуты, грудь ходит ходуном, а я — всё ещё стою на коленях между его ног, с пальцами, обвивающими его напряжённый член. Горячий, пульсирующий, влажный от предвкушения. И страх в его глазах борется с вожделением, с ненавистью, с зависимостью.
— Хорошо, — прохрипел он, выдыхая, как после затяжного боя. — Я скажу… всё, что знаю.
Я не сдвинулась. Не ослабила хватку. Только чуть наклонила голову, давая понять: слушаю. Но не прощаю. Не отпускаю.
— Это… символ. — Он сглотнул. — Этот стол… твой… тот, на котором ты… — Он запнулся, и в его голосе промелькнула злость, жгучая, как серная кислота. — Он стал своего рода алтарём. Ритуалом. Точкой отсчёта. Перерождением.