Рингтон - страница 2

Шрифт
Интервал



Пацаны, кстати, оказались зачетными, и наша случайная встреча переросла в самую настоящую дружбу. Почти все лето провел я с ними. В качалке и на речке. Разница в возрасте никак не мешала нашему сближению.
В университет вернулся загорелым и уже не таким щуплым, как прежде. На факультете меня и не признали поначалу. Не только из-за набранной в тренажерном зале мышечной массы.
– Ушинский, ты ли это? – хлопнул меня по плечу приятель по курсу Саша Арефьев. – С каких пор ты уделяешь внимание своему внешнему виду?
Вопрос Арефьева был вполне логичен. Я действительно выглядел по-другому. Вместо привычной короткой стрижки, темные, почти черные волосы стал зачесывать назад. Перестал полностью сбривать щетину. Мне казалось, с ней я выгляжу более мужественно. И одежда. До сих пор не слишком следил за тем, в чем хожу. Имеется гардероб на жару, холод, межсезонье – отлично. Нет – покупалось первое, что подходило по размеру или надевал то, что приобретала для меня мама.
Мамы больше нет. Моего самого дорогого человека на этом свете. Плохой диагноз был поставлен давно, и в прошлом году прогноз врачей подтвердился. Больше некому обо мне заботиться и выбирать для меня одежду.
После лета, проведенного в качалке, мне потребовалось сменить ярлыки с M на L. Так и родился мой новый стиль. Взамен пофигистского – строгая классика.
В детстве мама называла меня маленьким философом. Все потому, что ребячьим забавам ее сын предпочитал книги и размышления. Не это ли прозвище повлияло на выбор факультета при подаче документов в вуз?
С золотой медалью и дипломами победителя школьных олимпиад по самым разным предметам для меня были открыты двери любого престижного вуза. Я хотел пойти туда, где меня научат тактике и стратегии. Военное образование отверг. Не пройду по физической подготовке. Да и строевая дисциплина меня не устраивала. МГИМО и журналистика? Тоже мимо. Золотая молодежь, высокомерные дети состоятельных родителей и некий богемный шик – не стоит растрачивать свое время на ненужное. А вот изучать философию в университете на Воробьевых горах виделось мне перспективным. Перспективным в свете своих интересов и задумок.
Мама мой выбор поддерживала.
– Станешь известным профессором философии, – заранее гордилась она сыном.
Но мои намерения простирались гораздо шире, нежели чем оседлость на кафедре, в профессорском кресле и с корочкой доктора наук.