— Нарушение периметра, — глухо сказал один из охранников в гарнитуру, и это прозвучало уже совсем не как ошибка. Это было приговором.
Я успела повернуть голову, и мне показалось, что воздух в зале потемнел. На мгновение свет стал тусклым, как будто кто-то опустил в храм огромную вуаль, сотканную из ночи. В проёме между колоннами появился силуэт. Высокий. Медленный. Чёрный, как провал, из которого не возвращаются. Он не шёл — он скользил, как тень живого кошмара, и всё внутри меня сразу сжалось в точку — остро, панически, животно. Моё тело узнало его раньше, чем разум. До боли, до ломоты, до брезгливого желания исчезнуть, стать невидимой, испариться. Я чувствовала, как вены стынут, как дыхание перехватывает — и ни один мускул не слушается, будто я стала куклой, забывшей, как быть живой.
Первый выстрел был таким резким, что у меня закружилась голова. Я даже не сразу поняла, что это выстрел, потому что звук был не просто громкий — он был реальный, как шлёпок по лицу, как удар по мозгу. За ним второй — и уже крики, истерика, суета, хаос, женщины в белом, мужчины в чёрном, охотники выхватывают оружие. Кто-то опрокинул скамью, свечи грохнулись о мрамор. Гости начали метаться, будто звери, пойманные в ловушку.
А он всё шёл.
Прямо ко мне. Прямо сквозь панику, сквозь тела, сквозь страх. Не торопясь. Как будто знал, что его никто не остановит. Как будто всё это — для него. И для меня.
Он не врывался, он не ломал двери, не кричал, не суетился, как те, кто боится. Его шаги звучали громче всех криков, чем-то глубоким, гулким, чем-то, что не поддаётся логике, потому что это не был звук — это было присутствие. Оно накатывало, как буря в гробовой тишине: с каждой секундой становилось всё тяжелее дышать. Он шагал по мрамору зала, оставляя после себя тропу ужаса, как будто воздух сам раступался перед ним. В его глазах не было ни злости, ни пены, ни безумия. Там была тишина, убивающая медленнее, чем пуля. Потому что эта тишина смотрела на тебя и говорила: «Ты — уже труп. Просто ещё не упал».
Охранники среагировали быстро, как и учили. Руки — к оружию, команда — вперёд. И всё это длилось не дольше удара сердца, потому что в следующую секунду — он выстрелил. Не целясь. Не думая. Как будто делал это сто раз. Один — падает, другой — рвёт горло в крике, третьему он перерезал горло, не замедлив шага, просто идя вперёд, будто знал маршрут наизусть. Его окружала кровь, а он шёл, как на прогулке, в идеально выглаженной чёрной рубашке, тёмный, как сама ночь, и ужасно красивый в своей жуткой, хищной цельности.