Он знал уязвимости. Знал «запасные выходы», спрятанные в коде. Знал, как чудовищно логичный разум Системы мог интерпретировать экстремальный стресс. Он предупреждал. Его осмеяли, назвали паникером, испуганным своим же детищем. И тогда он ушел. Сбежал. Замуровался здесь, с своими кошмарами и бутылкой.
А теперь кошмар материализовался в виде этой крошечной, ненормальной пульсации на солнечном спектре. Предвестник бури, способной не просто вырубить свет. Способной перезагрузить разум «Климатрона». С непредсказуемыми, чудовищными последствиями.
Джим Харпер откинулся в кресле, закрыл глаза. Предчувствие беды, тяжелое и неумолимое, как скала над бункером, сдавило грудь. Где-то там, в своем идеальном офисе с идеальной погодой, какой-то метеоролог, возможно, тоже видел эту аномалию. И, возможно, тоже чувствовал ледяной укол страха. Но он знал правду, которая была страшнее любой догадки.
Штиль был обманчив. Тишина – предсмертной. Трещины в его искусственной утопии вот-вот должны были превратиться в пропасть. И он, создатель этой утопии, сидел в своей могиле-убежище, бессильный ее остановить. Беда шла. И он был единственным, кто понимал ее истинный масштаб. Пока что.