— Отпусти! — кричу, когда он хватает меня сзади и резко
разворачивает к себе, и пытаюсь вырваться из его железной хватки. —
Рустам, отпусти! — мой болезненный крик разлетается осколками по
лестничной площадке и режет мое собственное сердце. Только мое. Не
его.
Он держит мои запястья с такой силой, что мои попытки вырваться
не дают ни малейшего результата. Он как неподвижный монумент,
возвышающийся надо мной — даже чуть-чуть не шевелится, пока я бьюсь
из последних сил в безысходном отчаянии.
— Малышка, успокойся, — говорит он.
И этот снисходительный тон подводит меня к самому краю этого
отчаяния. Малышка! Как будто я ребенок с упавшим мороженым, а не
его верная любящая жена, чью душу он безжалостно растоптал прямо в
день годовщины свадьбы… Чье сердце он равнодушно выбросил в
мусорное ведро, отымев у нее на глазах другую… Ее же единственную
подругу детства! «Малышка, успокойся». Почему-то на меня накатывает
желание рассмеяться прямо ему в лицо, но отвращение пересиливает
этот неуместный порыв.
— Не называй меня так! Отпусти меня! Ты трогал ее… Твоя кожа…
Мне противно! Отпусти! — кричу, не сбавляя попыток освободиться. —
Почему?! Зачем ты мучаешь меня еще больше?!
— Анетта, малышка, пойдем домой, — говорит он в такой манере,
как будто не слышал, что я ему сказала. Хватает меня за предплечье
и тащит к выходу. Я больше не пытаюсь вырываться, меня просто
захлестывает ощущение бессмыслицы, пока он силой выводит меня на
свет.
— Послушай, — твердо говорит он мне. — Мы с ней…
Когда солнце ударяет мне в глаза, мне становится совсем
нехорошо. У меня кружится голова, желудок как будто перевернулся
вверх дном и свернулся в узел, а ноги становятся совсем ватными. Вы
с ней… Вы с ней… Вы с ней… что? Зачем ты говоришь об этом,
Рустам?
В голове гудит, и я уже не совсем понимаю, что я делаю и где
нахожусь. Рустам говорит что-то, но я больше не могу ничего
разобрать. Его голос звучит будто из под толщи воды. Буквы его слов
путаются между собой, я не понимаю их значения.
— Боже мой, Анетта! Очнись! — слышу последнее, прежде чем мои
глаза укрывает тихая убаюкивающая тьма бессознательности, в которой
нет ни Рустама, ни Марианны, ни моей памяти, оплеванной,
отравленной и навсегда заклейменной грязью их предательства.
Рустам
Черт бы подрал Марианну! Если бы мне не пришлось бежать за
женой, клянусь, я убил бы стерву прямо на месте.