Она поворачивается ко мне и тепло улыбается.
— Значит, ты меня немножко понимаешь. Тебе нравилось в той школе?
— Я очень плохо ее помню. Но вроде нормально было, по семье скучал только.
— У тебя большая семья?
— Родители и два старших брата. А у тебя?
— Родители и старшая сестра.
Мне интересно спросить, почему у нее плохие отношения с семьей, но я не решаюсь. Все-таки это слишком личный вопрос, который не задают при первой встрече. Селеста дарит мне еще одну улыбку и отворачивается к реке. Я тоже решаю рассмотреть пейзаж.
А он очень даже ничего. Мы сейчас как раз проплываем Эйфелеву башню. Чего греха таить, она красивая. Да и Париж в целом норм, если бы тут было почище. Не Вена, конечно, но тоже сойдёт. Разок в отпуск можно съездить.
На этой мысли я сам себя одергиваю. С чего это вдруг я так заговорил?
Так, Кузнецов, не изменяй себе. Ты всегда считал Париж помойкой, вот и продолжай так считать. И вообще — тут все напоминает о Кристине. Хотя с момента знакомства с Селестой я, кажется, ее особо не вспоминал. Даже когда мы были у Лувра, куда я ходил вместе с Морозовой смотреть на «Мона Лизу».
— Мне никогда в Париже не нравилось, что он очень шумный, — вдруг говорит Селеста и снова поворачивается ко мне.
Я хмыкаю.
— Ты в Москве не была.
— В Плезире, где я живу, очень тихо. Но по закону подлости моя квартира находится ровно напротив детской музыкальной школы, поэтому после работы я вынуждена слушать то пианино, то гитару, то игру на барабанах. Сначала мне это казалось милым, а сейчас просто убивает. Дети в школе и так все силы высасывают, а тут еще эти концерты после работы.
Я не успеваю ничего ответить, потому что в этот момент наш трамвайчик подплывает к берегу и останавливается.
— Пойдём, — Селеста слегка касается моей руки, но тут же поспешно убирает ее, будто опомнившись. И я едва сдерживаюсь, чтобы не сказать ей «Не убирай». Почему-то ее легкие прикосновения мне очень даже приятны.
Мы выходим на берег где-то за Эйфелевой башней и осматриваемся по сторонам.
— Ты не голодна? Я бы поел.
— Я бы тоже поужинала, — Селеста задумчиво чешет затылок. — Мы можем дойти до одного очень хорошего ресторанчика, где ты сможешь попробовать настоящую французскую кухню нормального приготовления.
— Пойдём.
Если честно, пробовать настоящую французскую кухню у меня особого желания нет. Потому что французская кухня — это лягушки, луковый суп и улитки. Ничего из этого отправлять себе в рот я не планирую.