— Как меня бесит этот лифак, — присев на
корточки, я ждала, когда Вера выпрямит вечно перекручивающуюся бретельку на
моем лифе. Если этого не сделать сейчас, то замочек соскочит в самый неподходящий
момент и явит мою грудь всему свету.
— Я себе пришила вот тут, — она провела
пальцами по моей чашке бюстгальтера. — Но эта сетка дырявая натянулась, и
стразы рассыпались прямо на сцене. Мало того, что я чуть ноги себе не
переломала, так еще и Игорь заставил оплачивать. А новый, знаешь, сколько
стоит? Ты охренеешь! Пятьсот баксов!
— Ничего себе! — подтянулась в разговор Юля,
вылупив карие глазки.
— Вот именно! За сраную марлю и паленые стразы.
— Это откуда он их заказывает? — охнула Юлька,
накручивая очередную прядь волос на плойку.
— Да в подвале его мамаша шьет! Я в этом
уверена. А он на нас благодаря этому «качеству» еще и зарабатывает. Урод
гребаный. Все, — она постучала по моему плечу. — Готово. Два танца выдержит.
— Ха-ха, — оскалилась я натянуто. — У меня на
сегодня последний и никаких сверхурочных.
— Не говори «гоп», подруга, пока не
перепрыгнешь.
— Угу, — я тяжело вздохнула. — А завтра все по
новой… Хоть бы меня машина после работы сбила. Не могу больше…
— Тьфу ты! Нельзя такое говорить! — взвизгнула
Юля.
— Сплюнь, дура! — поддержала ее Вера
грубоватым прокуренным голосом. — Сколько тебе еще осталось?
— Два с половиной миллиона. А если лифак
порвется, то еще пятьсот баксов сверху, — засмеялась я и прошуршала по плитке
мягкими тапками с ушками в сторону обувницы.
Пока я застегивала тонкие ремешки туфель на
высоких каблуках, про себя думала о том, что машин должно быть несколько. А еще
лучше, если это будут грузовики. Чтобы наверняка, без мучений и без печальных последствий.
Девчонкам-то легко рассуждать, они танцуют по
собственному желанию. Все заработанные деньги она тратят на шмотки, маникюр,
массаж и, возможно, на коммуналку. А я делать это вынуждена.
Раньше меня более-менее понимала Настя, мать-одиночка.
Она танцевала здесь, чтобы поднять на ноги сынишку. Но ей посчастливилось
встретить нормального мужчину, который сейчас воспитывает ее сына как родного.
Поэтому мне и поплакаться после ее увольнения некому. Просто некому. Вообще
некому!
— Твой выход через две минуты, — завалился в
нашу гримерную Майкл, администратор с «чистым» русским и «шоколадной»
внешностью. Я работала в этом заведении четыре месяца, а до сих пор не могла к
нему привыкнуть. — А что так криво надела? — он взглянул на мое лицо и пальцем
очертил круг в воздухе, подсказывая, что мне нужно повернуться.