Прежде чем погасить свет, замечаю, что недавний постоялец оставил ещё кое-что. На стене небольшое панно в виде древнего свитка – десять божьих заповедей. Я всё время смеялась над Ромкой, называя его божьей ромашкой. И над писанием этим тоже веселилась, извращая слова и понятия, а Ромка трепал меня по волосам и называл маленькой богохульницей. Это слово мне казалось самым смешным...
Ромка, я буду соблюдать их все, честно-честно! Ты только вернись!
Закутавшись в его одеяло и убаюканная мыслями о нашей скорой встрече и примирении, я не заметила, как провалилась в сон…
***
Проснулась я от страшного крика, переходящего в стон.
Где это… кто?
Я подскочила и села на кровати, прижавшись к стене. Натянула одеяло до самого носа и со страхом вгляделась в темноту. Из коридора послышалось какое-то мычание…
О, господи, папочка!
Я мгновенно срываюсь с места и босиком выбегаю из комнаты. В коридоре темно, но я вижу в самом конце коридора, как падает свет из открытой папиной спальни и вихрем мчусь туда.
Но он сам уже выходит мне навстречу, прижимая к уху мобильник.
– Не надо ничего. Сорвалось, говорю! Уже выезжаю! – рявкает он кому-то, а я вздрагиваю, глядя на его лицо.
Он будто постарел внезапно и шрам на щеке стал глубже и ярче.
– Пап, что случилось? – сиплю я едва слышно, но он проходит мимо, бросив на меня пустой безжизненный взгляд.
– Никаких труповозок, я сказал, иначе я тебя на ней отправлю! – рычит он в трубку, а у меня от ужаса немеют пальцы.
Ромка!
– Пап!
Он уже спустился по лестнице, и я мчусь за ним следом.
– Папа! Скажи мне – кто!
Он замирает посреди гостиной, ссутулив плечи, и медленно поворачивается ко мне. Его чёрные, как два бездонных колодца, глаза смотрят сквозь меня. Это очень страшно!
– Анюта, – хрипло выдыхает он, но, наверное, от страха я не понимаю, при чём здесь его Улыбака... Мне просто надо знать...
– Пап, с кем беда? – повторяю я уже громче и настойчивее, а папино лицо кривится, словно от невыносимой боли.
– С Анечкой, – произносит он совсем тихо и добавляет, – с моей Анюткой.
В первый миг на меня накатывает облегчение, и я даже выдыхаю, прикрыв глаза – не ОН. Слава богу!
Но осознание тут же атакует мой мозг – а как же теперь мой Ромка?! Я распахиваю глаза и встречаюсь взглядами с папой.
– Она жива? – спрашиваю, пытаясь абстрагироваться от слова «труповозка». – Что с ней?