— Да оно как
бы это… Сутки прошли, — Коромыслов потёр затылок и тяжело вздохнул.
— Я ж всё рассказал, но мне, кажется, не очень поверили. Кабанов-то
другое доложил. Ну, из “СиДР” который. По его рассказу получается,
что ты под ногами путался, понты кидал и на рожон лез. Ещё вроде бы
его оскорбил и ударил. Из-за чего он не поспел за нами, когда мы
побежали детей спасать.
— А-а-а-а-а,
понял, — я хмыкнул. — Дальше, наверное, он нас догнал, но мы уже
валялись избитые, а монстр подбирался к ребятишкам. Герой-сидровец
прикончил страшную зверушку и вызвал подмогу.
— Я говорил
им… — Коромыслов замолк на полуслове и махнул рукой. — Впрочем,
неважно. Слово простого помощника участкового против слова бойца
“СиДР”. Никто меня слушать не будет. Эти своих хорошо
защищают.
— Да ладно
тебе, всё ж хорошо. Живые, здоровые. Не торчи здесь со мной, иди,
занимайся делами. А как выйду отсюда, так, будет время, встретимся,
отметим наш подвиг и перемелим косточки этому Кабанову.
— Ну ты это…
Ну, бывай, в общем.
— И тебе
удачи.
Когда он
вышел, я задумался. Без сомнения, я нахожусь в больничной тюремной
палате, но в таком случае — почему Коромыслова сюда впустили?
Как-то не вяжется. Впрочем… Сквозь полуприкрытые веки я внимательно
изучил комнату и нашёл пару подозрительных мест — ножка стула,
выщербина в стене, угол оконного проёма, — в которых что-то
чернело. Что-то очень смахивающее на камеры или жучки.
Вероятно,
Коромыслова без его ведома использовали в качестве подсадной утки —
чтобы своей искренней простотой и располагающим поведением он меня
разболтал. Интересно, нам устроят перекрёстный допрос? От
сидровца-Кабанова ничего хорошего ждать не приходилось — слишком уж
мерзкий тип. Что он наплёл своим коллегам? В чём меня обвиняют? Да
уж, разведчик из меня далеко не идеальный, вечно тянет в гущу
событий.
Минута,
десять, час. Вызывать в допросную меня не торопились. Видимо,
решили помариновать. Стандартная практика, я сам такой пользовался
— в гнетущей тишине и одиночестве люди очень скоро начинают
нервничать и надумывать то, чего не было. Если человек в чём-то
виноват, то с более высокой вероятностью он сознается. Даже не
потребуется сценарий со злым и добрым полицейским, орешек
расколется и без этого.
Но здесь они
просчитались. Я погрузился в медитацию и мысленно отсчитывал
секунды. Спустя девятнадцать тысяч восемьсот пятьдесят три секунды
дверь распахнулась, и в камеру вошёл мрачный надзиратель в серой
форме.