Одной из главных радостей для меня была предотвращение потери
адмирала Нахимова. После отбитого первого штурма Севастополя,
Государь категорически запретил ему рисковать. К адмиралу была
приставлена охрана из высокопоставленных гвардейских офицеров во
главе со срочно произведенным в генерал-адъютанты Павлом
Константиновичем Александровым, внебрачным сыном Великого Князя
Константина Павловича. Он ни на шаг не отходил от адмирала, даже
спал рядом с ним. Рисковать жизнью такой особы Нахимов не мог и
поэтому пуля, смертельно ранившая его в первой моей жизни,
пролетела мимо.
На Кавказе тоже все было тип-топ. Назначенный еще
императором Николаем новый кавказский Наместник генералНиколай Николаевич Муравьёвсразу же получил
подробнейшие инструкции от нового Государя и военного министра о
порядке своих действий, ему были строжайше запрещены три вещи:
критиковать своих предшественников, ссорится со своими генералами и
офицерами и штурмовать турецкую крепость Карс. Её надлежало взять
правильной осадой, а не повторять свой подвиг почти тридцатилетней
давности, когда во время во время Турецкой войны 1828-1829-ых годов
крепость была взята им же лихим неожиданным натиском. Также
генералу было предписано воспрепятствовать попыткам турок провести
десантные операции на русском Кавказе.
В итоге не было глупого и несправедливого письма Ермолову,
ссоры с генералом князем Барятинским, которому было
поручено действовать против возможных турецких десантов. Карс был
быстро взят в полную осаду и пал в начале октября. Князь
Барятинский не только успешно отразил все попытки турецких
десантов, но и начал наступление на Батум. Разбив незадачливого
Омер-пашу, он повторил русский успех прошлого года, и начал
движение на Трапезунд. А основные русские силы выдвинулись к
Эрзеруму и начали его осаду.
Но фоне всего этого и события в Европе разворачивались немного
не так как в моей первой жизни. Все эти месяцы я был занят только
одним: сменой общественных настроений в Европе. После длительных
размышление я выбрал очень интересный вариант, достаточно резкое и
быстрое ужесточение кредитно-денежной политики во всей Европе,
особенно в России и Австрии. Началось глухое недовольство в Европе,
которое осенью переросло в открытое. Все газеты пестрели одним и на
все правительства посыпались всё возможные шишки.