Второй после француженки жертвой стала молодая сестра милосердия из саратовской больницы, третьей – дочь зажиточного купца.
Сразу после убийства мадам Солье Устин Петрович Вахрушев понял, что тут – дело серьезное, запутанное. Нет, конечно, ему и в голову не могло прийти, что последуют страшные продолжения, но он уже тогда, с самого начала, поставил на расследование самого опытного своего сыщика Кирилла Степановича Одинокова. Одиноков быстро и чутко нащупал несколько нитей, важных для разгадки трагической гибели веселой владелицы модного магазина. Жаклин Солье слыла женщиной независимой, замужем не была, периодически приближала к себе то одного, то другого поклонника.
Последний из них – холостой поручик лейб-гвардейского полка, расквартированного в городе, очень переживал смерть любовницы и, разговаривая со следователем, в какой-то момент даже разрыдался. Одиноков очень скоро понял, что офицер только с виду бравый красавец. А по сути – человек слабохарактерный, подверженный апатии, неуверенный в себе. Это вовсе не снимало с него подозрений: подобные люди от чувства неудовлетворенности, от обиды – настоящей или мнимой – могут сорваться с цепи, стать жестокими и непредсказуемыми. Но следователь почти сразу установил, что поручик за день до происшествия был направлен в другой город, в штаб дивизии, где и пробыл три дня. Да ездил притом не один, а еще с двумя офицерами, которые безоговорочно подтвердили его непричастность к убийству.
Вскоре выяснился еще один факт: купец Забродин, один из прежних любовников француженки, отвергнутый ради кого-то еще, был сильно обижен на нее и громогласно грозился отомстить. И хотя Одиноков хорошо знал, что самые громкие угрозы обычно остаются неисполненными, взялся за купца как следует.
Забродин, здоровенный, пятый год вдовеющий купчина, страшно удивился вниманию следователя к своей особе.
– Так ведь почти уж год, как мы с Жаклинкой разбежались! – гремел его искренно-недоуменный бас. – Ну, было, серчал я на нее поначалу. Так это же любому обидно, коли баба сама нос воротит. А на грозные слова я всегда скорый – это любой знает, в сердцах чего не наговоришь! Но чтоб рукам волю – никогда!
Вскоре следователь убедился, что лютый нрав Забродина и вправду лишь видимость. И приказчики, и слуги, и юная дочь купца, и все его приятели подтвердили: лют этот человек только с виду, пальцем же никогда никого не тронул. Но более всего убедило Одинокова то, что у купца была уже другая зазноба, и не какая-нибудь сожительница или содержанка – невеста. Предполагалась скорая свадьба. Та и подтвердила, что в вечер убийства он был у нее дома, с ней. Это же подтвердила и прислуга.