– И покуситься на священное право Вернона на престол!? – не
в силах сдержать эмоции воскликнул Регин.
– Тише-тише, Ваше Высочество, в этом дворце у стен есть уши.
Спешу Вас заверить, я понимаю Ваше возмущение. Но лорд Вернон с юных лет не жил
при дворе и не пользуется популярностью среди своих подданных. Кроме того, Вы
сами наверняка знаете, какие слухи ходят о его психическом здоровье.
– Я говорил с Верноном после его возвращения в столицу, его
здоровье в полном порядке.
– Того, что это знаете Вы, недостаточно, чтобы изменить
мнение придворных.
– Нет-нет-нет. Я не верю, что матушка или тем более Эсмеральда
пойдут на такое! Вы бредите, лорд Реймонд.
Первый министр уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но
его прервал звон разбивающегося стекла. Блестящие осколки одной из створок
окна, возле которого стоял стол принца, засыпали арагвийский ковер, утопая и
теряясь в высоком плотном ворсе. В комнату пахнуло свежестью, молодой листвой и
нагретыми на солнце тюльпанами. Стало слышно щебетание обитающих в саду птиц и
жужжание насекомых. А еще всю комнату заполнил странный, тягучий треск,
сопровождающийся звуком вибрации.
На все это потребовалась лишь секунда, за которую Квентин
успел положить руку на рукоять своей шпаги, а Реймонд – закрыть лицо. Но
произошло и кое-что еще. Огромный рабочий стол принца изогнулся, будто встав на
дыбы. Из гладкой поверхности на уровне головы Регина, торчал, дергаясь
вверх-вниз, но уже замедляясь, короткий метательный нож. Еще секунду назад
никакого стола в этом месте не было.
Регин смотрел на нож широко открытыми глазами, не в силах
оторвать взгляд. Произошедшее постепенно складывалось в его голове в единую
картинку, и эта картинка позволяла сделать только один вывод: этот нож должен
был его убить. Этот нож должен был его убить. К тому же выводу пришли и
остальные, собравшиеся в комнате.
Общее оцепенение нарушил встревоженный возглас Квентина:
– Седрик! Седрик, ты в порядке?
Регин и Реймонд почти синхронно обернулись на графа Ардейна,
чтобы увидеть, как тот безвольной массой оседает на пол. Его посох –
единственное, что удерживало некроманта от болезненного падения – сиял
изумрудным светом, столь ярким, что его было видно даже в лучах солнца.
– Жить… буду… – прохрипел Седрик. Его голос звучал совсем
слабо, будто принадлежал дряхлому старику на пороге могилы. Каждое слово
давалось некроманту с трудом.