– Вряд ли так скоро, как тебе кажется,– вздохнул Яков Эйзенерц, прослушав не перебивая от начала и до конца всю эту историю.– Такого старого и глупого осла, как ты, не так-то просто свалить с ног.
– Времени мало,– покачал головой отец.– Одно меня тревожит: что будет с Августой… Если я умру, то кто будет любить ее? Кто будет так бесконечно добр к ней, как я? Кто будет любоваться ее некрасивым лицом, кривым носом и черными, как чернильные пятна, глазами? Кто будет ухаживать за ее глупостью так, будто драгоценней этого нет ничего на свете? Теперь я жалею, что тянул с этим. Но мне хотелось подыскать Августе в мужья достойного человека, чтобы он был ей защитой, чтобы он хорошо к ней относился… Вообще, любить дочерей – никчемное занятие. Это и глупость, и мука, и черт знает вообще что такое. Ведь рано или поздно дочь уйдет к жениху, к мужу, к любовнику… Это закон природы, и как всякий закон природы, он касается двоих и к одному из них несправедлив. Дочери, влюбляясь, забывают отцов. Влюбляясь, дочери забывают вообще всех, но забывать отцов – какое бесполезное и дурацкое предательство!.. Знаешь что, Яков Эйзенерц, а почему бы тебе не жениться на Августе?
– Мне?!
– Ну да,– кивнул отец.– Я специально велел разыскать тебя, чувствуя, что конец уже близок… Конечно, ты – это не совсем то, что ей надо. Ты – фанфарон, гуляка да еще вдобавок тоже глупец. Но что ж делать! Я даю за ней хорошее приданое – Лепек и всё, что в нем и около него. Это, согласись, щедрое приданое.
– Да уж,– очумело произнес Эйзенерц.
– Характер у Августы, признаться, не очень хорош – не самый лучший из тех, что положен дурочкам: она девица скрытная и себе на уме… Но зато она тиха, расторопна и услужлива. Вдобавок у нее прекрасный зад – крупный и красивый, что, согласись, тоже немаловажно. Она нарожает тебе сколько хочешь прекрасных здоровых детей…
Эйзенерц тревожно вслушивался в это бормотанье и мрачнел минута за минутой всё больше.
– Что?– закашлялся отец.– Ты, может быть, скажешь, что она не очень-то удалась лицом? Это, конечно, вполне так. Этого я отрицать не собираюсь ни теперь, ни потом. И тут уж, соглашусь, мало что исправишь. Но, с другой стороны, в семейном деле это даже к лучшему. Никто, кроме тебя, не будет хотеть ее – ты будешь жить с ней в полном спокойствии, и твои дети будут походить на тебя, а не на соседа. Умный человек должен это ценить… Ну, что ты там еще раздумываешь? Или ты не всё расслышал из того, что я сообщил тебе?