— Что ты сделала с моим сыном?! – Королева визжала громче застрявшей в капкане суки, на глазах которой выпотрошили ее последнего щенка. – Что ты с ним сделала?!
Еще один удар, от которого голова едва удержалась на шее. В затылке хрустнуло.
— Моя королева, прошу вас…
Голос просителя донесся откуда-то с периферии сознания и был смутно знакомым, хоть нерешительность скрадывала все интонации. Ах да, лекарь. Что он тут делает? И почему старая мегера вопит о сыне?
Раслер?!
Киирис попыталась встать, но попытка не увенчалась успехом. От удара перед глазами до сих пор плыло, пол качался, словно палуба попавшего в шторм корабля.
— Моя королева, домин Раслер… Он спит.
Беготня неожиданно прекратилась. С горем пополам Киирис удалось сесть, опереться на стену. Кровь хлестала из носа, стекала на платье и расплывалась по тонкой ткани уродливыми кляксами. В их завораживающих завитках Киирис виделись то хищные оскалы, то непролитые слезы. К счастью, громкий и удивленный шепот Королевы-матери вывел ее из оцепенения.
— Он спит? Правда спит?!
Королева, словно молодая девица, скинула бархатные туфли, и на цыпочках подошла к постели сына. Очень медленно, словно боялась спугнуть диковинку, присела на самый край, склонилась к умиротворенному лицу сына.
— Он в самом деле, как будто спит, - сказала с таким замешательством, что Киирис едва не пожелала ей сгореть в пекле за свои преждевременные выводы и огульные обвинения. – Боги всемогущие, неужели, мой сын… исцелится?
— Я бы не стал делать поспешных выводов, моя королева, - сказал лекарь, но под ее грозным взглядом. Сменил тон на заискивающий. – Но прогноз действительно благоприятный. У Наследника костей хороший крепкий сон, и здоровый цвет лица.
— Что за порошок ты дал ему в этот раз? Какой-то новый рецепт? Почему мне не сказал?
— Всего лишь поменял пропорции прежнего, моя королева. Он должен был снять боль, и я, признаться, сам удивлен побочным эффектом.
— То есть ты хочешь сказать, что подсунул наследнику империи что-то такое, что…
Она чуть не задохнулась от гнева, но в этот момент Раслер что-то пробормотал во сне и повернулся на бок. Одеяло сползло ниже, обнажило повязку на животе – и злость Бергаты как рукой сняло. С безграничной любовью женщина подоткнула ему одеяло и несколько долгих минут всматривалась в лицо спящего сына.