с горой лаваша. В сакле повеяло ароматом свежеиспечённого хлеба и ещё чем-то, очень и очень приятным. Девочка подошла к маме и молча ждала, когда раскроется секрет этого доселе неизвестного ей запаха. Выложив хлеб на чистую скатерть, чтобы он немного остыл, мама распределила по тарелкам афарар
5. – О боги! Бывает же настолько вкусным афарар! – воскликнула свекровь.
– А откуда хачар6?!
– К соседке дочка приехала с равнины. Она и нам привезла.
– А почему она не зашла к нам?! У неё все хорошо, доченька? – встревожилась бабушка Марьям.
– Не волнуйтесь, мама! Она обещала зайти завтра, сама всё и расскажет, – недовольно ответила невестка.
– Всё ещё ревнует её к моему сыну, – проворчала свекровь.
Гузель сделала вид, что не расслышала. Она нежно погладила выступающий живот, где малыш заявлял о себе, толкаясь ножками.
Стемнело. Вдали послышался цокот лошадиных копыт, и вскоре стали слышны голоса всадников.
– Торопись, сынок! Надо к утру вернуться на пастбище, – это был голос дедушки Фархада.
– Я мигом, отец! Занесу только хурджины и возьму лаваш на дорогу, – а это был голос папы.
Радости девочки не было конца. Дедушка привёз ей маленькую свирель, а папа – самодельные игрушки, искусно вырезанные им из кизилового дерева.
Дом Фархада был построен его отцом, известным в Лезгистане и за его пределами мастером Шингаром. Он будто вырастал из горы, сливаясь с ней в одно целое. Сакли, низкие глиняные дома с ровными, гладкими крышами и окнами, обращёнными во двор, напоминали огромные пчелиные соты. На первом этаже, как положено, горцы держали домашнюю скотину. Здесь животные были защищены от холодов в суровые зимы, от голодных волков и скотокрадов. Случалось и такое, особенно в военные и послевоенные годы. А теперь все республики ушли в свободное плавание, полное хаоса, неразберихи. Многих не миновали местные межнациональные войны! Жизнь показала, что это случается тогда, когда политики играют судьбами людей, словно в карты.
Фархад вновь внимательно окинул дом взглядом. Он остался доволен. Дом стоял, как неприступная крепость, вместе с другими постройками горцев. Докурив трубку с крепким табаком, перемешанным с душистой травой для придания особого вкуса, терпкости и аромата, старик медленно поднялся на второй этаж, где обычно живут горцы. Зашёл в кунацкую – гостевую комнату. Присел на мягкий домотканый лезгинский ковёр. «Давненько не заходили ко мне мои кунаки. – горестно вздохнул старик. – Да я и сам-то всё время в пути?!»