И весь страх, рождающийся перед этой пугающей «чёрной Бездной», которой ты и являешься и с которой никогда-никогда не сможешь ни прикоснуться, ни ощутить, ни постичь, есть лишь всполохи и протуберанцы собственных упований и надежд.
Стремление прорвать это тугое кольцо одиночества.
И даже обманув себя… в стремлении, во что бы то ни стало, разорвать это кольцо отчуждения и эгоизма и в своих снах прикоснуться к «другому», потерявшему себя в этом ощущении обособленности и страха. Ловушка, попав в которую, уже не может вырваться «никто».
Но Тому, что Есть, нет необходимости куда-либо вырываться. Ибо «никто» всегда здесь и ничего нет кроме «этого никто». Полная беспомощность и отсутствие выбора. И ясное ощущение иллюзорной тщетности любых попыток вернуться куда-то «обратно». За пределы двойственности. В какой-то изначальный неприкасаемый покой и тишину.
Кто собирается куда-то вернуться и что привнести туда от «себя самого»?
Ничего…
И где-то глубоко-глубоко понимаешь, что не имеет ни какого значения заблуждаешься ты или прав. И будешь ли ты «оставаться и продолжать сражаться в крепости или же незаметно покинешь её под покровом ночи».
Тишина и покой, которые есть всегда, в пределах любой суеты. Тот Покой, который ничем не может быть затронут и нарушен. Та Тишина, к которой нельзя прикоснуться.
Никакому шуму…
Доверие…
Как мы влюбляемся в кого-то?
Что предшествует влюблённости?
Какие-то ожидания, проекции или доверие? Или же мы влюбляемся в тот целостный, исполненный волшебства образ, который создаём в себе сами?
Невыразимая Таинство всегда пребывает в состоянии абсолютного приятия и влюблённости в каждое своё творение. И для него совершенно неважна степень «мнимого или подлинного совершенства». И что бы мы ни делали, его доверие к нам абсолютно. Всё уже совершенно, так как оно есть. Абсолютное приятие того, что есть.
И лишь «маленькое я» неугомонно и невротично стремиться подстроить, навострить «этот мир» под свои собственные ограниченные проекции и ожидания.
И весь вопрос лишь в том, кто и что «нам» по настоящему так дорого до такой степени, что «мы» были бы готовы за это умереть? Утверждая тем самым непостижимую ценность самой жизни. Нечто большее.