Через неделю на железнодорожном вокзале, сидя в проржавевшей инвалидной коляске, писатель молча плакал. Лучи беспощадного солнца падали на его преждевременно постаревшее лицо. Мучительно хотелось пить. Мимо сновали бездушные люди. Несколько раз он встречал своих знакомых, но они не узнавали его, бросали пару мелких монет и шли дальше по своим делам.
Однажды среди массы разноцветной толпы он заметил яркую, стройную девушку в коротких джинсовых шортиках и жёлтой блузке с пурпурным сердечком на груди, очень похожую на ту единственную и неповторимую, которую он давно тайно любил – ту самую студентку из университета. Рядом с ней, что-то весело рассказывая и активно жестикулируя, шёл спортивного телосложения белобрысый парень. Она шла, звонко смеясь, периодически бросая кокетливые взгляды в сторону своего попутчика. Проходящие мимо люди, видя плачущего калеку, сочувственно бросали монеты в картонную коробку из-под «сникерса», вероятно, думая, что он рыдает, оплакивая свою нелёгкую судьбу. И они были совершенно правы.
Прошло три недели. Писатель поначалу считал, что его жизнь уже лишена какого-либо смысла. Что все надежды и мечты неожиданно рухнули, и на руинах сломанного бытия ему предстоит доживать свой век. Но дней десять назад к нему подошла та самая зеленоглазая цыганка и неожиданно на ухо шепнула: «Хочешь жить – живи».
Казалось бы, простая фраза… Но именно тогда, обдумывая эти слова, он принял для себя решение – жить, каждый день, каждый год. Наблюдая за проходящими людьми и миром вокруг с высоты приземистой инвалидной коляски, он смотрел на все уже совершенно под другим углом зрения. То, что раньше казалось ему скучным и неинтересным – окружающие его люди, улицы города, смена погоды, краски природы – теперь приобрело для него совершенно иной ценностный смысл. Что-то сломилось в его сознании, он по-новому воспринимал жизнь… Часто повторяя слова: «Я жив». В глубине души у него затеплилась надежда, что когда-нибудь он сможет написать роман о жизни под другим углом зрения… Ведь у него ещё оставалось правая рука, способная держать перо.
Как ни странно, спустя ещё какое-то время, ему начало казаться, что ужасный поступок барона не был столь ужасен по существу… Ведь не произойди это с ним, он бы всю жизнь прожил под маской банального писаки, не способного воистину ценить и ощущать эту удивительную жизнь… Да, он был изуродован до неузнаваемости, лишён навсегда многих удовольствий, доступных обычным людям. Однако взамен словно обрёл что-то новое.