Вечером, мы обнаружили огромную корзину с фруктами и овощами, стоящую на нашей палубе. Мы с Джанило, осторожно обошли её, внимательно осмотрев. Затем Джанило сказал мне, чтобы я начал пробовать эти фрукты и овощи, многие из которых мне раньше даже не доводилось видеть, ему видимо вдруг показалось, что нас хотят отравить, хотя наши трюмы заполнены провизией и мы могли проигнорировать дары наших небесных соседей.
Спустя пару часов, убедившись, что фрукты не отравлены, мы с Джанило сели рядом с корзиной и начали их вкушать. Многие фрукты оказались очень сладкими, ничего вкуснее я не пробовал. Я смог насытиться небольшим количеством еды. А вот Джанило опустошив корзину, объелся так, что заснул рядом с ней.
6 апреля 1639 год
Сегодня Джанило поведал мне о своем прошлом. Он приказал мне записать историю о нём, ведь вполне возможно мои записи могут вызвать в ком-то любопытство. Как бы жестоко и невероятно это не казалось, история его сошла с его уст, я лишь добавил правки речевые.
Жизнь его началась под раскатом пушек. Когда он был совсем юнцом, деревню его сожгли, а её жителей расстреляли или сожгли живьём. Он вспоминает, как услышал зов ужаса, доносящийся из одной хижины, люди там заживо сгорая, кричали, изнывая от боли и взывали о пощаде. Звуки те преследовали его много лет. Тех, кто покидал горящие дома, расстреливали. Всех, женщин, детей и взрослых, всех без разбора.
Джанило и ещё два паренька смогли затаиться в джунглях. Вскоре их поймали, одного убили, когда тот вздумал бежать, другой вскоре умер от лихорадки, Джанило попал в рабство. Он даже не может точно сказать, сколько раз он сбегал, покидая то сахарные плантации, то золотые прииски, где жизнь человека становилась мучением, где всюду царят боль и страдания.
Ежедневные избиения и истязания делали рабов покорными и послушными, но только не Джанило. Каждый удар, нанесенный ему, вызывал в нем злобу. Он говорит, что иногда он даже смеялся, когда плети впивались в его плоть. От того стражи били с большей силой. Он показывал мне свои шрамы и рассказывал про некоторые. Он не помнит про каждый шрам, хотя выглядят они так, что забыть подобное просто невозможно. Один из самых запоминаемых, это шрам от клейма плантации моего отца, он с особой грустью поведал мне, что когда его клеймили, все его тело ощутило нестерпимую боль, будто кости его становились пеплом, когда раскаленный металл прожигал его кожу. Все его тело покрыто ссадинами и шрамами, трудно сказать, что в таком состоянии оно похоже на иные человеческие тела.