Выпив, менялся поразительно. Общительность превращалась в диктаторскую назойливость, теперь он вполне мог на человеке последнюю рубаху порвать. Кто не хотел угощаться от его щедрот, рисковал на себе испытать боксерские навыки.
Загулы начинались с получки. Приходил домой развеселый, в приливе щедрости мог дать мне много денег. Мать потом их потихоньку забирала. Делал роскошные подарки. Однажды купил настоящие заводские лыжи. Я ими гордился до следующей получки. Сверстники катались на самодельных, вытесанных из клепок деревянных бочек.
Фаза эйфории проходила, дома становилось скучно, он шел в магазин, покупал водку, прихватывал всех, кто попался на глаза. Напивался с ними до фазы свирепости, бил их и шел домой с чувством исполненного долга. Зная его натуру, собутыльники стремились вовремя улизнуть. Иногда не удавалось никого побить. Деревня садилась в осаду, никто не отзывался, а потребность оставалась. Тогда плохо приходилось домашним. Сначала он громил посуду, уничтожал вещи. Лыжи изрубил топором, предварительно испытав их прочность на моей спине за то, что я дал на них кому-то покататься. Стал поднимать руку на мать, вечно беременную или с грудничком на руках. Я убегал, если это было днем или сидел, затаившись за печкой под нарами.
С появлением Мити стало спокойней. Теперь у отца был постоянный собутыльник и собеседник, вынужденный часами слушать пьяную галиматью. Рук при нем не распускал.
Их гусеничные трактора стояли прямо возле дома, забора не было и в помине. Там быстро образовался промасленный пятачок, на котором никогда не росла трава. Из окна я наблюдал как они утром, еще затемно, заводят на морозе технику. У отца был современный ДТ-54, а у Мити «НАТИ» времен коммуны. Зимой они возили на них сено и другие корма по стоянкам чабанов и гуртам крупного рогатого скота. В полной темноте перед окном разводили костер под металлической двухсотлитровой бочкой с маслом. Вода в это время грелась на печке в доме в двух молочных бидонах. Когда носили воду, в избу, то и дело, врывался с улицы морозный воздух, заставляющий зарываться под одеялом. Все обволакивало плотным потоком пара, сквозь который различались тени мужиков с ведрами снующих туда и обратно.
Однажды они прозевали и закрытая бочка, перегревшись, взлетела в воздух с оглушительным взрывом. Я видел, что вместе с бочкой в воздухе перевернулся квартирант и упал на разметанный взрывом костер. Окна в доме вылетели, чудом меня не порезав. Перепуганный отец подбежал к приседающему Митьке, стал его держать и уговаривать. Набросив на себя одежду, я выскочил на улицу. Со всех сторон бежали, разбуженные взрывом, люди. Митька истерически хохотал, никакие усилия отца не могли его остановить. Подбежал управляющий, врезал ему пару раз по лицу, тот замолчал, начал ощупывать себя, с ног до головы залитого горячим маслом.