– Пожалуйста оставьте меня в покое. – простонал Дейл.
Длинный гудок.
– Дейл, привет. Ты как? Я заеду за тобой в одиннадцать. – голос брата казался далеким, словно из другого мира.
Вот бы все время, всю вечность так лежать и смотреть в постоянно белый потолок. Перестать дышать, видеть, слушать. Закончить жить. Скоро все закончится. Совсем скоро.
Дейл сел. Голова раскалывалась, по щекам текли горячие слезы. Рут, его дочурка, курносая рыжеволосая девчурка с россыпью веснушек на щеках, обняла его шею. Даже во сне, он видел ее улыбку. Она крепко прижалась к отцу. Голубые глаза Марты. Там, за разбитым стеклом, в маленьком ярком прошлом, которое называется фотография. Его миниатюрный мирок, разрушенный в одно мгновение, одним движением мясника. Порой Дейл просыпался от ощущения, что жена тянет на себя одеяло. Раньше он злился, сейчас – боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть этот сладкий призрак из той жизни. Одеяло оставалось полностью его.
Порой, отрицание действительности помогает просуществовать еще день. Или несколько часов.
Дейл оделся позавтракал с семьей. Рут рассказывала о своих первых впечатлениях от школы. Марта сияла от счастья.
Вот они на дверном косяке делают новую отметку с ростом дочки. Жена нежно обнимает его сзади. Он чувствует ее теплое дыхание.
Дейл видит, как за окном они всей семьей жарят барбекю. А вот сейчас Рут, закутанная в шарф, тащит санки к лестнице со второго этажа. Ее рыжие кудри выбиваются из-под шапки, она уже вся румяная и забавно пыхтит.
Марта примеряет новое платье. Вечером они едут к ее родителям.
Четвертый день рождения Рут. Она бьет пиньяту. Разноцветный конфетопад, шорох оберток и детский смех. Марта с фотоаппаратом.
Вспышка.
Образы. Тени. Воспоминание. Прошлое.
Дейл помнил тот злополучный день так отчетливо, что, казалось, он в состоянии изменить события. Оттолкнуть себя самого и потребовать другого хирурга. Сказать Марте, что так нужно. Навестить Рут после операции. Поцеловать ее в лоб.
Тот Дейл, который не отрицал произошедшее, ненавидел. Себя, ублюдка Веббера, всех, кто донимал его сейчас со своими соболезнованиями, всех, кто о нем забыл.
Из зеркала на него смотрел худой бледный человек, с впавшими щеками. Нос с горбинкой – последствия драки, когда он вступился за Марту в колледже. Суровые серые глаза под тяжелыми бровями всегда прищурены, сейчас – больше обычного, из-за обильно употребляемого спиртного. Ему еще нет двадцати семи, а он уже начинал лысеть, черные волосы отступали от макушки. Губы плотно сжаты. Губы, которыми он хотел разбудить мертвую жену. Губы, ощутившие горечь снотворного на ее холодном рту. Руки, убаюкивавшие дочь. Человек, потерявший все.