– Скажу, князь-батюшка, токмо пусть сказанное не будет для тебя громом среди ясного неба.
– Ничего, к грозам привычны. Уж не с матушкой ли твоей что случилось?
– Нет, дядюшка, матушка здравствует и бойка, как молодица.
– Вот и слава богу. Тогда выкладывай.
– Начну издалека. Есть у матушки сродники в германских землях Саксонии. И старшего из них, маркграфа Удона Штаденского, государем величали. Да так и было. Дядюшка Удон стоял вторым вельможей близ императора. Однако нонче весной преставился, и вся полнота власти перешла к старшему сыну Генриху Штаденскому, коему минуло шестнадцать лет. На домашнем совете моя матушка и его, графиня Гедвига, сошлись во мнении, что Генриху пора искать невесту, и матушка посоветовала отправить послов к тебе, дядюшка, и просить, чтобы отдал Генриху дочь свою Евпраксу. Вот и весь сказ.
Громом среди ясного неба исповедь Вартеслава не прозвучала для Всеволода. И все-таки он был удивлен тому, что услышал. Больше того, Вартеслав его озадачил. Было известно ему, что отношения между православной и католической церквями в последнее время стали враждебными. И глава русской церкви митрополит Иоанн не раз с амвона Софийского собора читал поучения – «Церковные правила», в каких он «ревностно осуждал обыкновение Князей Российских выдавать дочерей за Государей Латинской веры». Не хотелось мягкосердому и благочестивому князю идти встречь митрополиту Всея Руси. И потому он не знал, что ответить на услышанное от Вартеслава. Но чтобы не уронить великокняжеского достоинства и не посеять в душе юного посла смятения, сказал:
– То, любезный братенич, присказка к сватовству, а само оно впереди и суть его проявится, как жениха увидим.
– Так я привел его на Русь, дядюшка, – поспешно заявил Вартеслав. – Ждут и жених, и посланцы твоей милости на княжьем дворе.
И вновь Всеволод был озадачен. Коль жених здесь, то предстоит ему и решения принимать однозначные: или с митрополитом остаться в ладу, или послов не лишить надежды. А третьего и не дано. «Ах, Ода, Ода, как ловко все придумала, как бойко все в движение привела», – посетовал Владислав и встал из-за стола.
– Коль так, братенич, иди в терема. Токмо прошу тебя: никому из моих ни слова о том, зачем прибыл на Русь. Ни слова!
– Но почему, дядюшка? – спросил Вартеслав.
– Пока не скажу. И не торопи. А теперь иди, я же в храм зайду. – И князь ушел.