– Так и будет, княже, – ответил прежний воевода, а ныне первый боярин при великом князе.
Едва Богуслав ушел, как Всеволод спросил Иоанна:
– Владыко, ты все еще упорствуешь?
Ответ его был полной неожиданностью для князя.
– Ночью помолился и подумал о многом. Два века Русь делится своими женами без ущерба вере. Выдавай и ты в немецкую землю свою дочь, ежели все прочее сойдется.
– Спасибо, духовный отец.
– Мысли мои утвердились в том, что раба Божия Евпраксия не уронит чести православия. Дух ее крепок, как и у тебя с великой княжной.
– Скажешь теперь, что и вече нет нужды созывать?
– Не скажу. Пусть сойдутся кияне и утвердят наше стояние.
– То верно. А ведомо ли тебе, чего добивался епископ Фриче?
– Нет, государь, не ведаю. Но ваши речи были жесткими и потому догадываюсь…
– Так и было. Но об этом потом.
В полдень в тронном зале собрались многие княжьи мужи, бояре, воеводы, дабы быть очевидцами сватовства и помолвки княжны Евпраксии. Как уселись великий князь с княгиней на свои места, подошли к ним дворецкий Василько и боярин Богуслав.
– Великий князь, великая княгиня, сватов привели, и жених с ними, – доложил боярин Богуслав.
– Веди на глаза, – повелел Всеволод.
Богуслав направился к двери, в ладони хлопнул, и тотчас двери распахнулись, в зале появились Вартеслав, Генрих, камергер Вольф и камер-юнкер Саксон. В роли главного свата выступил князь Вартеслав. Он низко поклонился Всеволоду и Анне, потом направо и налево всем придворным мужам и повел речь:
– Великий государь всея Руси, великая княгиня, пришли к вам из германской земли купцы. Прослышали они, что товар добрый у вас в теремах бережется. А вот и главный купец, – князь показал на жениха, – маркграф Нордмарки Генрих Штаденский, роду королевского. И просит он показать тот товар – красну девицу, – ежели государь и государыня сочтут сие возможным.
Слушая Вартеслава, Всеволод не спускал своих зорких глаз с Генриха. Удивил жених будущего тестя ростом почти трехаршинным. «Эко вымахал!» И худобе его князь подивился. Но дольше всего он рассматривал лицо жениха. Как Вартеслав и говорил, оно и впрямь было ангельским, будто сошло с фрески Софийского собора, написанной искусным византийским живописцем. Все в лице Генриха умиляло: и кроткий взгляд больших голубых глаз, и мягкая, светлая улыбка. «Господи, да вот же она – красна-девица. И что там Вартеслав просит… Да будет ли он мужем когда?»