Солнце заглянуло в окно и осветило висевшее на стенах оружие и латы, стоявшие на шестах вдоль стен. Заблестел и позолоченный шлем Иштвана Добо. Гергей стоял рядом с капитаном. Он взглянул в окно, потом приставил козырьком руку к глазам и посмотрел на Добо.
– Я созвал всех вас для того, – продолжал Добо, – чтобы каждый мог отдать себе отчет в том, что его ждет. Для тех, кому собственная шкура дороже будущности венгерского народа, ворота крепости еще открыты. Мне нужны настоящие мужчины. Десять львов лучше полчища зайцев. Надвигается ураган. У кого дрожат поджилки – пусть покинет зал прежде, чем я продолжу свою речь, ибо мы должны дать великую клятву, и кто нарушит ее, не посмеет даже после смерти предстать пред очами Господа Бога.
Он подождал, не тронется ли кто-нибудь с места.
В зале царила тишина. Никто не шелохнулся.
Подле распятия стояли две восковые свечи. Оруженосец зажег их.
Добо продолжал свою речь:
– Мы должны поклясться друг другу священным именем Бога в том, что… – И, взяв со стола листок бумаги, он начал читать: – «Во-первых: какое бы ни пришло послание от турок, мы его не примем, а тут же при всем честном народе сожжем непрочитанным…»
– Да будет так! – послышалось в зале. – Согласны!
– «Во-вторых: когда турки овладеют городом и подойдут к стенам крепости, никто не крикнет им ни худого, ни доброго слова, что бы они нам ни орали…»
– Согласны!
– «В-третьих: с самого начала осады никто не будет ни шептаться, ни собираться кучками по двое и по трое…»
– Согласны!
– «В-четвертых: сержанты не будут распоряжаться отрядами без ведома лейтенантов, а лейтенанты – без ведома обоих капитанов…»
– Согласны!
Рядом с Фюгеди зазвучал грубый голос:
– Мне хотелось бы кое-что добавить.
Это заговорил Хегедюш – лейтенант Шереди. Лицо его раскраснелось.
– Слушаем! – раздались голоса за столом.
– Я предлагаю, чтобы и капитаны всегда действовали в согласии с лейтенантами и созывали совет, если в вопросах обороны или других важных делах это потребует кто-нибудь из лейтенантов.
– Согласен, но только не во время штурма, – сказал Добо.
– Согласны! – прогудели остальные.
Добо продолжал:
– «И последнее: тот, кто выскажет желание сдать крепость или хотя бы заговорит о сдаче крепости в вопросительной или какой-либо иной другой форме, будет предан смерти…»