Вот почему Жан Гаврилович Бердышев был так рад внезапным ночным
звонкам. Хотя никогда бы в этом не признался.
Он обшарил взглядом подворотню.
Никого.
Только жёлтый свет одинокого фонаря отражался от гладких
булыжников мостовой.
Прижимаясь правым плечом к холодной кирпичной стене, капитан
пошёл в направлении двора. Он не спешил — тварь никуда не денется.
Но если её пропустить — она бросится на полицейских. А те не
сдержат её, даже если успеют пустить в ход автоматы.
Он едва успел выглянуть во двор, как услышал звонкие крики.
Затем хлопнули выстрелы — один, и следом ещё два!
Не задерживаясь во дворе, капитан рванул наискось, к тёмному
зеву следующей арки. Тварь была где-то там.
Возможно, сейчас она рвёт одного из его курсантов!
Капитан выскочил в следующий двор. Из противоположной арки
по-прежнему доносился женский визг.
Чёртовы лабиринты питерских проходных дворов!
Бердышев бросился туда, но справа раздался слабый мужской крик,
а за ним — яростное хриплое рычание.
Капитан крутнулся на каблуках, вскидывая пистолет, и увидел в
тени мусорного бака две барахтающиеся тени.
Захаров?
Лопухин?
Почему не стреляют?
Бердышев прицелился, но тени слились в одну.
Сделав шаг, капитан увидел, как в лунном свете блеснуло длинное
стекло. Оно вонзилось в мохнатую шею твари!
Тварь жалобно и пронзительно завыла, а потом завалилась набок,
дёргая короткими ногами.
— Жан Гаврилович!
Капитан увидел, как из арки напротив выскочили три тени.
Его курсанты. Все трое!
Значит, целы?
Бердышев коротко ругнулся и бросился к месту схватки.
Тварь зарычала, оскалила длинные жёлтые зубы и кинулась на
меня.
Я не стал раздумывать, из какой преисподней взялась эта зверюга.
Поджал ноги и рывком выбросил их вперёд.
Получи, гадина!
Крыса легко увернулась. Ударилась боком об угол контейнера и
снова прыгнула. Зубы впились в мою руку, разрывая мышцы, и я
принялся беспорядочно молотить крысу подошвами кроссовок.
— Отцепись, сука!
Несколько ударов угодили в мягкое брюхо. Крыса дёргалась и
рычала, не выпуская моё предплечье.
Чёрт, как же это было больно!
Крысиные зубы вонзались в предплечье, словно тупые иголки. Они
не могли резать, зато протыкали руку, превращая её в мочалку из
крови и мышечных волокон.
В отчаянии я обхватил крысу ногами и навалился на неё сверху.
Когтистые лапы колотили по моим бокам, раздирая куртку и кожу. Под
нами хрустело стекло, а контейнер гудел от ударов, словно набатный
колокол.