«Халти», конечно, не решил всех проблем. Он по-прежнему стремился подраться с каждой встречной собакой, с которой он был незнаком. Я мог лишь гадать, почему при первой встречи он не сделал ни малейшей попытки напасть на Физз и Бимера. Возможно, потому что от них пахло мною, или от меня – ими, и Наузад успел привыкнуть к этому запаху, пока я посещал его в карантине; возможно, идея стаи и правда сработала, и Наузад воспринял меня как вожака. Я не знал наверняка. Но был искренне благодарен судьбе, что первое знакомство прошло без осложнений. А теперь стало проще отвлекать его от попыток подраться. Мелочь, конечно, но я был рад и этому.
•3•
Рыба, вытащенная из воды
Не проснувшись толком, я босиком выскочил из спальни и спустился по лестнице.
Стоило выйти в коридор, и я ощутил под пяткой что-то большое, теплое и мягкое. Что это такое, ясно стало сразу.
– ЛИ-И-И-ИЗА! – завопил я так, чтобы она услышала.
Она тут же выскочила из спальни и устремилась вниз, очевидно ожидая увидеть какую-нибудь катастрофу.
– В чем дело, черт возьми? – спросила она.
Но стоило ей увидеть, как я стою на одной ноге, поджимая вторую, как будто я пытался исполнять какой-то странный танец аборигенов, выражение тревоги на ее лице сменилось широкой улыбкой.
– У меня собачье дерьмо между пальцами, – сообщил я. – И это ни черта не смешно.
Тали неплохо приспособилась к жизни в четырех стенах и очевидно усвоила, что можно и чего нельзя делать в доме. Она оказалась довольно чистоплотной дамочкой, и все же иногда – как я только что обнаружил, – оставляла под утро небольшие сюрпризики.
После того как я привел себя в порядок и вымыл пол, я обнаружил ее на диване в гостиной. Она лежала свернувшись калачиком, с таким видом, словно в ее жизни не было ни тревог, ни печалей. Чистая правда, кстати сказать.
Однако Лизу это отнюдь не умилило. Она не раз и не два ругала Бимера и Физз, убеждая их, что темно-зеленый диван – это наша собственность, а вовсе не их. В первые дни, когда мы только завели Физз, нереко случалось, что мы забывали запереть дверь в гостиную и заставали по возвращению трогательно спящего ротвейлера, уложившего лобастую голову на подлокотник с таким видом, словно она собиралась смотреть по телевизору воскресное шоу. Разумеется, мягкая ткань была вся в слюнях.