– Повинуюсь воле Всевышнего. Тебя же еще попрекну, – сказал царь Борис и покинул дворец.
До земляной тюрьмы от царского дворца всего сто с лишним сажен. Вдоль дороги лежали высокие бунты бревен лиственницы, гранит, камень – все для нового храма Всех Святых, который задумал воздвигнуть Борис Годунов. Макет этого храма, в рост царя Бориса, уже стоял в дворцовой палате – красы невиданной, сказывали, великолепнее даже константинопольского собора Святой Софии. Да не воплотилась в жизнь мечта царя Бориса. Не позволил ему Всевышний соорудить сей храм, счел Господь, что нет у Бориса на то права.
Переступив порог пытошной тюрьмы, царь Борис сказал патриарху:
– Вот мы пришли, а тут тишина благостная, никого правежом не пытают. – Борис Годунов не заметил ни истерзанного палачами Глеба, ни крови на спине князя Михаила Романова.
Но патриарх Иов все увидел.
– Творя земной суд, бойся суда Божьего, – тихо сказал святейший царю и проследовал в тот каземат, где держали женщин и где в сей миг был боярин Федор. Патриарх подошел к нему.
– Знаю, сын мой, ты звал нас. Вот мы пришли, покайся, и государь проявит милость, – сказал Иов.
– Покаялся бы, святейший, да поклеп на себя возведу, потому как знаю, какого признания ждет государь.
В сей миг к князю Федору подошел царь Борис. Он посмотрел на Федора пустыми и безразличными ко всему глазами. На его лице лежала печать усталости и отчужденности. И было видно, что жизнь уже ничем не радовала государя. И причиной тому был все тот же царевич Дмитрий. Приблизившись к князю Федору, которого продолжали держать за руки стражи, царь Борис сказал:
– Ты есть раб Божий и не смеешь скрывать ничего, что во вред мне, помазаннику Божьему.
– Ты, государь-батюшка, услышишь мое откровение. Да пусть его услышит и святейший патриарх. А иншим и нет нужды…
– Внял твоему побуждению. – И повелел боярину Семену: – Отведи князя Федора к алтарю Сенной церкви. – Федора повели, а царь Борис спросил патриарха: – Так ли ты хотел, святейший?
– Так, сын мой. Там, в храме, пред ликом Христа Спасителя, он не прольет лжи.
Федора Романова привели в ближайшую от пытошных казематов церковь, в коей в разное время исповедовались государевы преступники.
Царь Борис велел стражам покинуть храм. Иов же удалил священника, и они остались втроем. Князь Федор опустился на колени, помолился и встал, продолжая креститься, заговорил: