За окнами чуть рассвело, когда Аннушка, зевая и потягиваясь, вышла из своей каморки:
– Матушки светы! Матушки светы! – зашептала и закрестилась, увидев, как через комнату, кабы не по воздуху, медленно плывёт странная фигура.
– Аннушка? Согрей-ка чайку…
– Свят, свят, свят… – крестясь, кинулась назад к себе в комнату.
– Анна! Да что с тобой? Никак умом тронулась?
Аким Евсеич в ночной рубахе до пят и колпаке, устав в бессоннице переворачиваться с боку на бок, сунув ноги в мягкие войлочные чуни, направился было к своему кабинету, тут Аннушка и попади ему навстречу. В сером утреннем полумраке белёсая бесформенная фигура кого хочешь напугает!
– Анна! Чёртова кукла! Тьфу ты! Не согрешить, да согрешишь! Чего скрылась?
– Аким Евсеич, никак вы?
– Кто ж ещё?
Напоив Акима Евсеича чаем, Анна направилась в мясную лавку говяжий язык купить, коей был заказан хозяином к обеду обязательно под соусом. А в лавке, как на грех, только Фроська толклась! Ей что ни скажи, на весь Бирючинск разнесёт! Но терпеть уж не было мочи, так у Аннушки собственный язык чесался!
– Фрося? Поди, что скажу! Только крестись, что более никому не расскажешь?
– Чего такого про твоего хозяина можно рассказать? Вон, дворовые Кузьмы Федотыча говорят, на что тот жаден был, да и то с барского стола крошки падали, а твой хозяин такой порядок навёл, что Кузьме Федотычу, хоть и вампиру, а и не снилось!
– Да погоди ты! – и зашептала на ухо.
– Призрак? На рассвете?
– Вот те крест! Ни половица ни скрипнула, ни подошва ни шаркнула. Да и ног-то не было. Белый балахон колышется в воздухе и ко мне всё ближе, ближе! Тут я крестным знаменем его, а сама за дверь да на заложку! Так и сидела, пока Аким Евсеич не проснулся! Только ты уж никому!
– Вот те крест! – перекрестилась Фроська и тут же куда-то исчезла!
А Аким Евсеич после бессонной ночи прилёг на кушетку, да и проспал до обеда. Так что в дом к Наталье Акимовне направился хоть и засветло, но всё же ближе к вечеру. Следовало осмотреть повозку и прикинуть, во что обойдётся ремонт. Заходить в дом не стал, а сразу направился в сарайчик. Приглядевшись в полумраке, Аким Евсеич определил, что это скорее пролётка с откидывающимся верхом. Некогда выполненный из прекрасной кожи верх до сих пор требовал лишь приведения в порядок, похоже, что и рессоры были исправны. Оно, конечно, пролётка не карета! Но и горожан, имеющих собственные выезды, раз-два и обчёлся! И все разнокалиберные, потому как удовольствие недешёвое. Так что пусть пролётка, но собственный выезд!