– Нет, ни одного.
– Ты когда-нибудь встречал подсудимого, сидящего справа у двери?
– Я думаю, что нет.
– Имя Лев Гришин знакомо тебе?
– Лев… кто?
– Гришин.
– Никогда не слыхал.
Отец порылся в своих бумагах и вытащил оттуда две фотографии. Он подошёл к судейской трибуне и передал снимки судьям. Полковник и два майора рассмотрели фотографии, покачали головами, посмотрели на меня с явным презрением и отдали снимки отцу.
– Свидетель Дроздов, – сказал отец, сунув мне в руки эти фотографии, – ты узнаёшь людей на этих снимках?
Я посмотрел на фотографии. На первом были показаны крупным планам я и Гришин на фоне грязной кирпичной стены. Я держал в руках брезентовый мешок, и Гришин совал туда пачки американских сигарет. Второй снимок представлял собой такую сцену: я стоял на нашей барахолке, окружённый небольшой толпой. Брезентовый мешок лежал у моих ног. Одной рукой я протягивал две пачки американских «Лаки-Страйк» солдату, а в другую он вкладывал пачку мятых десятирублёвок.
– Ну так сейчас, – говорил отец с презрительной гримасой на лице, – я надеюсь, ты узнаёшь гражданина Гришина?
Я молчал.
– Да или нет?!
– Да, – пробормотал я.
– Так почему же ты лгал? И почему ты занимаешься перепродажей ворованных товаров? Тебе только четырнадцать, а ты уже вор, ты – преступник! Ты понимаешь это? Почему ты делал это?!
Я посмотрел в его глаза, сузившиеся от гнева.
– Потому, – сказал я, – что я был голоден. И мой брат был голоден. И моя мама была голодна. Вот почему…
Глава 6. Алекс. Тихий Океан. Апрель 1943 года.
Мне было двенадцать, когда отец рассказал мне историю капитана Лаперуза. Даже сейчас, двадцать лет спустя, я отлично помню, что не бесстрашные путешествия знаменитого француза произвели на меня такое сильное впечатление – во всяком случае, вначале, – а меня поразило его пышное аристократическое имя.
– Пап, – сказал я, – повтори, как его звали.
Отец усмехнулся и произнёс со звучным грассированием в голосе:
– Жан-Франсуа де Галауп, граф де Лаперуз!
Заворожённый этим именем, я повторил:
– Граф де Лаперуз… Ну и ну! Вот так имечко! Пап, как ты умудряешься так красиво картавить? Я картавить не могу.
Отец рассмеялся.
– Мы, Алёша, русские. Мы славяне. В славянских языках нет картавости. Попроси маму научить тебя французскому – и ты скоро начнёшь картавить, как настоящий француз.