Но такое происходило теперь всё реже: Гриня умудрялся под конец разругаться со своей начальницей в дым и уходил не прощаясь. Так что в квартиру Танечка заходила вместе с ним и тут же начинала бесшумно и заботливо хлопотать, угадывая с полувзгляда, полуслова его желания. И спали они на одном диване. Просто спали, как спят уставшие люди: Гриня – разметавшись по диагонали, Танечка – вполглаза, на самом краешке, сторожа его сон. Иногда Гриня наблюдал из-под прикрытых ресниц, как она с утра пораньше бродит тихонько по комнате, проверяет его одежду, что-то зашивает или складывает, бормоча чуть слышно. Ему даже показалось – стихи. То, что они сегодня проснулись, обнявшись, тоже ничего не значило. И уж никак не давало этой бледной немочи особых прав.
Он прекрасно помнил, что накануне при всех обозвал её тупой амёбой, хотя именно в этот день у неё впервые получился кувырок с четырёхфитильным веером. Чистенько так сработала, как учили. Хотел было похвалить и даже начал со слов «ну, наконец-то!», но потом придрался к сбою ритма и полчаса всем доказывал, что отсутствие слуха – это диагноз и не лечится. А она лишь улыбалась своей бледной вымученной улыбкой и каждое слово ловила, будто он её нахваливает, а вовсе не гнобит.
Утром Гриня вроде как почувствовал укол совести: единственное существо на белом свете, которое непритворно любит его, а он чуть ноги об неё ни вытирает… Но раскаяние длилось не долго, и, когда они завтракали в сосисочной на углу, он вдруг пристал с расспросами о её прошлом, докапывался до интимных подробностей, она послушно, торопливо отвечала, а он обрывал на полуслове и спрашивал про другое, но тоже не дослушивал.
Она так и не притронулась к еде, всё старалась отвечать как можно правдивее, потом —короче, а под конец, когда его тарелка опустела, заботливо придвинула свою, нетронутую, и заботливо прошептала: «Ты поешь, поешь, тебе силы нужны». А он, позеленев лицом, вскочил и со словами «спасибо, я сыт», которые вполне могли иметь завершение «твоими баснями», выбежал из кафе и полным ходом двинул к метро, ничуть не заботясь, идёт за ним Таня или нет. Она всё же его нагнала у самого входа и вручила жетон, а потом всю дорогу молчала и лишь время от времени поднимала на своего кумира робкий, ласковый взгляд, в котором читалось… Ах, да что там! Гриня не глядя всё понимал.